Как властелины мира, которые всё знают
и над землёй послушной гордо встали
и горизонты смело озирают
и видят льды и корабли из стали,
как мудрецы, что прошлое забыли
и помнят только то, что им приятно,
а что минуло, не важнее пыли,
на жизнь и смерть им поглядеть занятно,
вот так и мы осеннею порою
стоим бок о бок, ощущая общность,
и молча небо трогаем рукою
и проверяем облака на прочность.
Идём, стемнело, говорю, похоже,
тебя, моя любовь, искал затем я,
чтоб не сказать – поэт любить не может,
чтоб из метафор вылупилась тема,
и всё увидел ясно, без подвоха,
желать с тех пор чего-то нет причины,
а вся земля теперь, как хлеба кроха
или невнятный лепет дурачины.
В неведении этом вечер вымыт,
идём по саду, где сверчки рыдают
и поезд белый, скользкий небо мылит
у горизонта и, как льдинка, тает.
Ты шепчешь: времени не бойся, милый,
нам смысл всего, что было, неизвестен,
судьба нас ни о чём не попросила
и пением щеглов доносит вести.
Искусством воскрешаем отраженья
плывущих облаков в святынях века
и собственный не помним день рожденья,
ведь он причина смерти человека.
Кружат исчезнувших народов маски,
как пятна мотыльков на грязных стёклах,
лишь проявляя вечных страхов ласки,
в которых наша молодость иссохла.
И когда в любовь, как в мрак, входили,
потому что нет в любви расчёта,
время кончилось, часы не били,
боги отказались от почёта.
- Белый поезд, время не проблема.
Пусть уже несёт навстречу смерти.
Мудрость убивает тихо, немо,
слишком рано нас, как хочет, вертит.
Рай и Ад известен нам до срока,
спим, уткнувшись в локоть, ранним утром.
Снится бессловесность, солнца око,
в небо снов запрыгнувшее круто.
Ангелов собранье в туче тонет,
где их мир тела давно спровадил,
скрыл себя от нас в глухом заслоне,
потому что с нами не поладил.
Страшен он, красив, иного теста.
Мы, как-будто детство вспоминая,
молитвенник к груди прижали тесно,
не зная тайны бытия... Не зная!...