Навеяно стихотворением А.С.Пушкина "Зима. Что делать нам в деревне?".
(т.3, стр.123, ПСС 1977г.)
Весна. Что делать в карантине? Я встречаю
тебя, несущего мне утром чашку чаю,
вопросами: что в новостях поведали теперь?
Запреты есть иль нет? И можно ли постель
покинуть, наконец, иль лучше до обеда
возиться с старыми журналами соседа?
Куда как весело! Соседний пёсик воет.
Рояль мой весь раскрыт. Стесняясь, сердце ноет.
По капле, медленно глотаю скуки яд.
Читать хочу; глаза над буквами скользят,
а мысли далеко... Я книгу закрываю.
Стих написать? Сижу; насильно вырываю
у музы дремлющей несвязные слова.
Ко звуку звук нейдет... Теряю все права
над рифмой, над моей прислужницею странной:
стих вяло тянется, холодный и туманный.
Устало с лирою я прекращаю спор.
А в телевизоре про вирус разговор,
о близких выборах, о Масках и запретах,
о том, что не увидим моря этим летом.
Тоска! Так день за днем идет в уединеньи!
Вязанье, шахматы... И снова чай с вареньем.
Когда за пяльцами сижу я в уголке,
мне радио "Орфей" играет вдалеке:
отрадно слушать вокализ без фальши,
и вальсы резвые, и бравурные марши.
Как оживляется глухая сторона,
и жизнь, о боже мой, становится полна!
Но если пОд вечер выходишь на крыльцо -
открыты шея, грудь, и ветерок в лицо!
На узкой лестнице возможны даже встречи;
и взоры томные, и ветреные речи.
Сначала косвенно-внимательные взоры,
потом слов несколько, потом и разговоры.
А вирус севера не вреден деве русской.
Здоровьем пышет грудь ея в этой пылИ французской.
---------------
Оригинал стихотворения А.С.Пушкина:
Зима. Что делать нам в деревне? Я встречаю
Слугу, несущего мне утром чашку чаю,
Вопросами: тепло ль? утихла ли метель?
Пороша есть иль нет? и можно ли постель
Покинуть для седла, иль лучше до обеда
Возиться с старыми журналами соседа?
Пороша. Мы встаем, и тотчас на коня,
И рысью по полю при первом свете дня;
Арапники в руках, собаки вслед за нами;
Глядим на бледный снег прилежными глазами;
Кружимся, рыскаем и поздней уж порой,
Двух зайцев протравив, являемся домой.
Куда как весело! Вот вечер: вьюга воет;
Свеча темно горит; стесняясь, сердце ноет;
По капле, медленно глотаю скуки яд.
Читать хочу; глаза над буквами скользят,
А мысли далеко... Я книгу закрываю;
Беру перо, сижу; насильно вырываю
У музы дремлющей несвязные слова.
Ко звуку звук нейдет... Теряю все права
Над рифмой, над моей прислужницею странной:
Стих вяло тянется, холодный и туманный.
Усталый, с лирою я прекращаю спор,
Иду в гостиную; там слышу разговор
О близких выборах, о сахарном заводе;
Хозяйка хмурится в подобие погоде,
Стальными спицами проворно шевеля,
Иль про червонного гадает короля.
Тоска! Так день за днем идет в уединенье!
Но если под вечер в печальное селенье,
Когда за шашками сижу я в уголке,
Приедет издали в кибитке иль возке
Нежданная семья: старушка, две девицы
(Две белокурые, две стройные сестрицы), —
Как оживляется глухая сторона!
Как жизнь, о боже мой, становится полна!
Сначала косвенно-внимательные взоры,
Потом слов несколько, потом и разговоры,
А там и дружный смех, и песни вечерком,
И вальсы резвые, и шепот за столом,
И взоры томные, и ветреные речи,
На узкой лестнице замедленные встречи;
И дева в сумерки выходит на крыльцо:
Открыты шея, грудь, и вьюга ей в лицо!
Но бури севера не вредны русской розе.
Как жарко поцелуй пылает на морозе!
Как дева русская свежа в пыли снегов!
------------------
На картине Джона Уильяма Уотерхауса (John William Waterhouse), созданной в 1915 году, сцена из поэмы Теннисона «Леди Шалотт».