Между тем моё мучительное отрочество в стенах Терволовской восьмилетки подошло к концу, экзамены я сдала на отлично. Помню заключительный экзамен - сочинение - за те 2 или 3 часа, что длился экзамен, я написала 3 сочинения: для себя и за 2 отстающих. Учителя знали всё, но закрывали на это глаза. Однажды, наблюдая, как мой сосед по парте Кочнев старательно, высунув язык, сдувает с меня контрольную, завуч-географ сказала: "Знаешь, что бы сделала на твоем месте, Кочнев? Я бы купила для Саши большую шоколадку! Ты ведь вот уже два года существуешь за её счет". И надо сказать к чести Серёги Кочнева, он подарил мне шоколадку. Как-то летом звонок в дверь, я открываю дверь - на пороге потный, раскрасневшийся Кочнев с шоколадкой. - На, держи! Помнишь, что говорила Лидия Федоровна?
Да, и в тёмном терволовском царстве бывали лучи света. И теперь, когда я вспоминаю те не очень радостные годы, я понимаю, что по-своему я всё же была счастлива, несмотря на то, что после отъезда Вали Хейстонен, моей задушевной подруги, у меня больше не было ни одной... Хотя я пыталась сдружиться - с Ниной Купряшкиной и Надей Стож, но всё это было не то. Когда Валя собиралась уезжать, мы "договорились" с Ниной, что будем дружить.
В тот год я поняла, что о дружбе нельзя договориться, это приходит само. Или не приходит. И чаще всего не приходит.
Но вот восьмилетка закончилась, и документы всех мало-мальски сильных учеников, кандидатов в 9 класс, автоматически отправляли в десятилетку того же, Гатчинского района, как при крепостном праве, наши души отдавали во владение другому помещику. Не спрашивая нашего желания! Когда я поняла, что ещё два года мне предстоит провести в одном классе с моими мучителями, я чуть не задохнулась. Я хотела во что бы то ни стало расстаться со своими одноклассниками, а меня запихивали опять в один с ними класс! Я призвала на помощь маму, и мы обивали пороги завуча, директора и нашей классной, уговаривая их отдать мои документы, разрешить мне самой выбрать школу поблизости. Это было нелегко, особенно потому что учителя и завуч никак не хотели признавать проблему, не хотели считаться с моими чувствами. И не верили мне! "Нет, нет и нет! - говорили они - Саша всегда имела большой авторитет среди одноклассников и все её уважали!"
Меня всегда удивляла вот эта вот глухота и слепота учителей. Меня всегда удивляло это ощущение "крепостного права" в школах тех времен. А может быть, и сейчас так?
"Я Клавдии Семеновне обещала",- как попугай, долдонила пожилая секретарша. - (Я вам что, крепостная девка, которую можно "обещать?) - Документы уже там, в Пудости".
После двух дней осады мы получили, наконец, "вольную", записку от завуча, и поехали в Пудостьскую десятилетку выцарапывать мои документики. Автобуса из Пудости до дому мы ждали два часа, но мы были счастливы, потому что в сумке мы везли мой аттестат. И вся моя последующая жизнь была намного легче тех 4 лет, с 5-го по 8-й класс.
В Русско-Высоцком было намного лучше, это было как глоток воздуха после духоты. "Своей" я не стала, в любом коллективе я чувствовала себя "странной чужачкой", случайно зашедшей на чужую территорию, но я могла жить, дышать и учиться.
Каждый день я должна была по 20-25 минут идти на автобусную остановку по болотистой дороге. И весной, и осенью мне приходилось надевать резиновые сапоги, а зимой выбираться из сугробов, но я была счастлива. Я до сих пор вижу иногда во сне терволовскую долгую дорогу через болото: огромные валуны, болото, пролески и ельник, окаймляющие дорогу. Называлась остановка "28-й километр". Мы так и говорили: я шла по 28-му километру.
Помню жуткую аварию на 28-м километре. Подхожу утром, тороплюсь на автобус, а на снегу - тела, вокруг машины скорой помощи, мигают лампочки, снуют санитары. Автобус столкнулся с огромной грузовой машиной. Водитель умер на месте, несколько пассажиров с передних мест - тоже. Не помню, как я высидела в тот день на уроках, меня всю трясло.
В том же году народонаселение нашей квартиры увеличилось: к нам приехала "пожить" родственница - тетя Люба с двумя детьми. Прямой родственницей она не была. Нас объединяло то, что бывший муж тети Любы был братом моего отца, и у нас с её сыном была общая бабушка. Тетя Люба, как и мама, давно уже развелась со своим мужем, но они с мамой продолжали дружить и переписываться. И вот, когда в 40 лет случился у тети Любы роман, в результате чего родилась девочка, которая в детстве постоянно болела, и тетя Люба едва сводила концы с концами, мама сделала широкий жест: позвала жить вместе. "Приезжай, авось все вместе проживем. Я постоянно на работе пропадаю, ты будешь домовничать, за детьми смотреть". Эти две женщины создали своеобразный тандем, и поначалу это было неплохо, весело. Тетя Люба готовила, и дома всегда была горячая еда, с хозяйством она справлялась неплохо, да и поговорить с ней было интересно. Да и потом у нас появился двоюродный брат. Антон пошел в 8 класс нашей же, терволовской школы, и неплохо там прижился. Но маленькая Аська доставляла немало хлопот! Тетя Люба не всегда успевала за ней уследить, помню, например бутылочку зеленых чернил, опрокинутых на библиотечную книгу "И это всё о нём" и прочие шалости "мелкой". Помню, как ходила в библиотеку сдавать книгу и "виниться", сразу раскрыла её на странице с огромной зелёной кляксой... Я ожидала грома и молнии на свою голову, но библиотекарша оказалась невероятно лояльной: "Ну, книгу же можно читать. Так что ничего страшного".