Всему на свете свой выходит срок.
Срок годности. И сказкам и печалям.
Я не убита, не поражена отчаянием,
Я знала, я предвидела итог,
Когда твой голос, прорезая расстояние,
Летел ко мне сквозь жуткий шум помех.
Уже тогда мой обречённый смех
Печальным осветился пониманием.
Уже давно я не схожу с ума,
Уже мне нету дела до письма:
Вернётся, не вернётся - всё равно.
Сижу. Молчу. Смотрю в окно.
Я думаю...нет, знаю, что не раз
Голубизну твоих прекрасных глаз
Мутила боли чёрная струя,
И "битва слов о смысле бытия"
О главном так предательски молчала,
И так хотелось всё начать сначала,
И скомкать дней прошедших черновик;
И, будто бы корабль от причала,
Уйти, совсем уйти в какой-то миг...
Любви без боли нету, мальчик мой.
Она даёт и отрезает крылья,
Кровавые обрубки за спиной -
Свидетельства насилия и бессилия.
Она - единовластная царица
Всех прочих человеческих страстей.
Предохраниться можно от детей,
Но как же от любви предохраниться?
Ты говоришь, смиряя код в крови,
Перед иконой не вставать с колен?
Тщедушный ангел, я молю, живи,
Забудь про холод монастырских стен.
Не укрывайся в рясу чернеца
От мира, как от света в тьме подвала..
Я черт, прекрасней твоего лица,
Ни разу в нашей жизни не встречала.
Не убеждай себя: исхода нет.
Поверь мне, что вопрос неразрешённый
Однажды повстречает свой ответ...
С губ, с непривычки обожжённых,
Я слизываю запах сигарет.
Что ж, безответно быть влюблённой...
Вполне нормально. В двадцать лет.