Она продолжала любить того, милого, первого,
А он, в свою очередь, тоже — ту, самую первую;
Она не могла выносить его, грубого, нервного,
А он не хотел признавать её доброю, верною.
Когда же обоих накрыло оно — равнодушие,
И словно цунами по ним и по детям ударило,
То стало понятно, что в жизни всё самое лучшее
Прошло и исчезло, как моря осеннего марево.
Тогда они бросились — разом, но в разные стороны -
В работу, вино, турпоездки, друзей и религию,
Хватали и рвали куски, будто жадные вороны,
От судеб с чужой неудачной, убогой интригою.
Как грустно и подло болванами слыть или стервами,
Дышать полной грудью лишь между постылыми встречами...
А их половинки, любимые, самые первые,
Брели где-то рядом и ближних напрасно калечили.