Мария, блудница или святая,
С Иосифом-мужем растила дитя.
Но будем честны, тот плод не желая,
Отдали своим старикам, не шутя.
Росла плоть и кровь широко и беспечно,
Ребёнок был чист, сыт, одет и обут.
Вопросом одним задавался лишь вечно:
«Когда мама с папой меня заберут?»
Но тут праотцы разводили руками,
Мол «Мы знать не знаем, и дела нам нет».
В то время Мария с Иосифом пламя
Вражды меж собой дали из-за монет.
Серебряных 30 – раздора источник!
Марии Пилат правоту присудил.
Потом каждый месяц по 30 заочно
Иосиф из кровных исправно платил.
Мария забылась и заблудилась,
Иосиф позволил себе враз пропасть.
И лишь старики (8 лет это длилось)
Всё нянчились, чтобы дитя воспитать.
Мария с Демидом, Мария с Давидом…
Дитя – то под боком, то у стариков.
А тем, между прочим, было обидно,
Что плод стал игрушкой для тех дураков.
Иосиф был слеп. Или просто не видеть
Хотел. И не видел. Каков эгоист!
Как просто ребёнка, однако, обидеть
Иосиф не знал. Чай, останется чист…
Сломило Марию тяжелое бремя –
Болезнь, что сдавила предательски грудь.
Осталась одна в это смутное время:
«Куда бы податься? К кому бы прильнуть?»
И мать пожилая ей вторит мгновенно:
«Приди и покайся, грехи замоли.
Стань честной, порядочной и откровенной.
Дитя воспитай, обними и люби».
Едва ли Мария попытку свершила,
Как бунт подняла плоть и кровь на коне:
«Другим свою ласку в постели дарила!
Дарить эту ласку уж точно не мне!
Не нужно! Не важно! Да ты опоздала!
На лет так 15, не чувствуешь, нет?
Мария, очнись, ты всё проеб@ла,
И с глаз моих вон – таков мой ответ!»
Три года прошли в такой обстановке.
Марии стать праведной не удалось,
Начав всё сначала: гулёж и тусовки.
А чадо в столицу к отцу подалось.
Не то что бы рад был Иосиф, но всё же
И не печален. Он сам по себе.
Дитя в академии с года того же
Исправно училось. Спасибо судьбе.
Еще пару лет провело в истязаниях
Своих стариков. Не нарочно, увы.
И, справившись с их пожилым поруганьем,
Дитя строит жизнь без сторонней молвы.
Мораль здесь, возможно, особо не видно,
Но я поясню – ведь дитя то одно!
Всю жизнь одиноким ходило – обидно.
Всю жизнь нелюбимым – но всем всё равно.
И вот, человек любить не умеет,
Раз так – человек навсегда обречён.
Теперь сироту при живых не пригреет
Никто. С одиночеством он обручён.
Так вышло, родители-единоверцы
Забыли про главное в жизни своей –
Разбили самое доброе сердце,
Что было у них. Берегите детей.