Всю ночь ты размышляла о плохом:
"Вот-вот я улечу, а этот - дома!".
В звенящей тишине аэродрома, -
а это происходит постоянно, -
разбили банку с тёплым молоком -
и лужа новым призраком стояла
на матовом полу, замытом прежде.
Ты горестно ругала матюгом
написанное днями в местной прессе.
Динамик разглагольствовал весь день.
Куски стекла растаскивались мокро.
Недолго ты улавливала: мода
меняется, не спрашивая местных:
"Аляпистые платьица - везде,
но что-то привлекательное есть в них!"
Нерадостны последние полгода,
где ты не преуспевшая в езде,
стремишься познавать азы полёта.
Уборщице кричали: "Мой водой!" -
но к ней не доходили эти оры.
До одури измучивали орды
кружащей мухоты и прочей твари.
Ты, помнится, была здесь молодой,
сейчас же говоришь негромко: "Тара
способна принести большие беды!"
Но сколь не наступали б в молоко,
оно со всех сторон казалось белым.
Недавно ты поставила ребром
вопросы, что предшествуют разводу.
Тебе обрыдла чёртова работа,
с её однообразной круговертью.
Как жаль тебе идущих через "топь":
"Прохладный пол, по моему, говеет
пред молоком, которое в отплату -
корит нас непорочной чистотой,
ещё недавно гибнувших от глада".