По одноимённому рассказу Эммануила Казакевича.
В солдатской мятой выцветшей шинели
Шёл человек с мешком по мостовой.
Нездешний был уже почти у цели,
Любуясь вволю утренней Москвой.
То был многоэтажный дом обычный.
– Где, бабушка, Нечаева живёт? –
Он, подвернув пустой рукав привычно,
Узнав, взволнованно вошёл в проход.
Гость позвонил, поспешно вытер ноги.
Дверь отворилась. Он застыл без слов.
Стоял безмолвно мальчик на пороге.
– Я, Юра, стало быть, Андрей Слепцов.
– Ты никогда меня не видел сроду. –
– Пожалуйста, пройдите вот сюда. –
– Из Красноярска я, к вам прямо сходу,
Неделю ехать поездом туда.
– Где мама, Юра? Как вы тут живёте?
На улице погода – благодать! –
– Ушла на службу, мама на работе. –
– Так, так... Ну что ж, придется подождать. –
Он бросил на мешок шинель и кепку,
Уселся рядом с мальчиком за стол:
– Ну как, в учёбе ты орешек крепкий?
Я вижу по стопам отца пошёл!
– Чего ты на меня глядишь понуро? –
Увидел на столе остывший чай:
– Давай позавтракаем вместе, Юра!
Есть сало, мясо, рыба, каравай. –
“Вот это да! Такая вкуснотища”! –
Не верил мальчик собственным глазам.
Принялся с удовольствием за пищу:
“Вот так бы каждый день питаться нам”!
Мгновенно беспокойство промелькнуло:
“Не слишком ли увлёкся он едой”?
Слегка откинулся на спинку стула.
– Что в школу? – Нет, учусь я во второй.
– Доделать срочно нужно мне уроки. –
“Не буду я тебе мешать тогда”. –
Он в кресле погрузился в сон глубокий,
Приснилась всяческая ерунда.
С ним рядом дремлет капитан Нечаев,
Не мог сказать предсмертных слов, живой?
Вдруг слышит плач за стенкой у хозяев,
Какие-то бездомные со мной?
Когда проснулся в комнате от плача,
То понял, что лежит не в блиндаже.
Слепцов, похолодел, эх незадача,
В столовой Юры не было уже.
Увидел женщину с младенцем нежным.
Она его держала на руках,
Пыталась успокоить безуспешно.
– Издалека, чего сидишь впотьмах? –
– Чего так надрывается малышка? –
– Уж этак с ней и так. Да не пойму.
Он подошёл: “Пойдёшь ко мне, голышка”?
Вдруг улыбнулась девочка ему.
Слепцов просунул под младенца руку,
Головкой ловко уложил к плечу:
– Запоминай нехитрую науку,
Сейчас тебя я быстро обучу. –
– Ишь как смеётся! Эх, тебя бы няней. –
– Есть слово приворотное одно.
О, Секешфехервар зарёю ранней.
Ты повтори за мной, помочь должно. –
Он вспомнил тот венгерский город-крепость,
Где в марте был кровопролитный бой.
– Всё шутки шутишь, выдумал нелепость.
Я – вниз, купить мне нужно хлеб ржаной. –
Дверь хлопнула одна, затем вторая.
Беззвучно стало в переулке днём.
В тиши малышка, сладко засыпая,
Забавно чмокала беззубым ртом.
Но вот легонько звякнула цепочка,
Бесшумно в комнату вошла она,
Похожая точь-в-точь на голубочка,
Розалия – Нечаева жена.
Она решила: гость – приятель Паши
И отняла ребёнка у него.
“Розалия, возьмите фото ваши”. –
Он вынул из кармана своего.
– Я к вам по поручению комбата,
Простите, раньше я прибыть не мог. –
Розалия вся сжалась виновато,
Как будто бы услышала упрёк.
– Так значит, говорите, что Виталий... –
– Комбат скончался на руках моих.
Мы нанесли урон врагу немалый,
В тот день под вечер бой совсем утих.
– У нас его любили все солдаты
За честность, за душевность, доброту. –
Вернулась Паша, ляльку взяв с кровати:
– Я с ней в другую комнату пойду. –
– Он взял меня к себе телефонистом,
Под Ельней стал командовать полком.
Стоим мы у деревни, в поле чистом,
Пошёл я связь налаживать пешком.
– По проводу бегу, пригнувшись, к роще.
Вдруг вижу – маршал, свита, пять машин.
Ко мне подходит подполковник тощий:
“Веди нас в штаб”. За нами – лимузин.
– Вошли в землянку к командиру трое,
Тут маршал, ткнув на высоту, сказал:
“Возьмёшь – получишь ты звезду Героя,
А если нет – пойдёшь под трибунал”!
– Высотку взяли мы, земля ходила,
Герой был ранен в руку и плечо.
Направили Нечаева в глубь тыла,
Поздравили с наградой горячо.
– Не думал, не гадал, что встречу снова.
Прошли три года, словно десять лет.
Дежурю в штабе, слышу в трубке слово,
Знакомый голос мне звучит в ответ.
“Сержант Слепцов”. “Андрюша, ты”? “Он самый”.
Безудержная радость с двух сторон.
А мы, сибиряки, народ упрямый,
Добился я отправки в батальон.
– Простой Нечаев был, для всех открытый,
Знал целые романы наизусть.
Как будто тёплым солнышком умытый,
Послушаешь, уходят боль и грусть.
– Весной дошли мы до преграды водной,
От мин, снарядов пенится река.
Не подойти бойцам к воде холодной:
Свистят зловеще пули у виска.
– Нашли в деревне лодку-душегубку,
А лодка утлая, что страх берёт.
Комбат велел спустить к воде голубку.
Он с нами сел, командует: “Вперёд”!
“Вы плавать-то умеете свободно,
А вдруг не выдержит, пойдёт на дно”.
Смеётся он: “Пловец я превосходный,
Призы за область брал, мне всё дано”!
– Подал пример родному батальону,
Плывут бойцы за нами – кто на чём.
Взломали вражескую оборону,
Успешно закрепились под огнём.
– Представил генерал его к награде,
Вновь в штаб дивизии стал звать с собой.
Остался воевать в кромешном аде,
Пошёл бы в штаб – остался бы живой.
Для всех соседей не было секретом:
Нечаев плавать не умел совсем.
Слепцов не мог, конечно, знать об этом,
Не знал, и, как она живёт, и с кем.
– Про вас, ваш муж рассказывал так много,
Что как бы с вами я давно знаком. –
Мужчина появился у порога,
Кивнув ему, уселся за столом.
Слепцов в ответ кивнул, привстав со стула,
Помедлив, сел, продолжил свой рассказ:
– Душа его так к вам и к сыну льнула
И мысль последняя была про вас.
– А ранило его при штурме вала,
Просил он передать всё это вам. –
Солдат замолк, вдруг сердце застучало,
Прильнула кровь к седеющим вискам.
Слепцов поднялся, постоял с минуту,
Решительно направился к мешку.
Подумал вдруг, что внёс в квартире смуту,
Нагнувшись, потянулся к узелку.
Принёс и вынул разные предметы,
Их выложив на стол, сложил платок.
Искал вопросы – находил ответы,
И в тот момент послышался звонок.
Вернулся Юра, подошёл к Андрею.
Слепцов его обнял: “Ну, мне пора.
Всем до свидания! Как раз успею,
С вокзала выезд с раннего утра”.
Щемила безысходность отчего-то,
Вначале овладела им в пути.
Но было ощущение чего-то,
Что помогло ему покой найти.
Рука держала словно вновь ребёнка,
По-прежнему была напряжена.
Душа его запела мощно, звонко:
– Да здравствует Победная весна!