тусклый свет в окне поздним вечером, старая кухня,
где закипает чайник, вибрирует музыкальный приемник,
не работающий телевизор, сломался, "старая рухлядь",
и он ругается, выключая газ, да, лучше джин-тоник.
они говорили, Билли, забудь, срастётся,
склеится, просто время - оно же лечит,
но время оказалось паршивым врачем, не утрясется,
не оставит, только эти грустные песни обнимают свинцом за плечи,
Билли помнил какой сейчас год и время года,
только почему-то все тусклое, словно падающий пепел,
что выжигают сигареты плохого сорта,
а каждый день вкус алкоголя и лишь утопаешь в пучине потертых кресел...
тяжелый вздох дерет горло, он закрывает шторы,
залпом из стакана выпивает остаток горя,
идет в одинокую спальню, ложится на кровать, привычные штормы,
закрывая глаза, возвращают такое земное:
лёгкий поцелуй в веснушачатое плечо,
солнце путается на краях ресниц, дымится горячий кофе,
она так прекрасна, когда танцует под ритм троллейбусного депо,
что только просыпается, записываешь на вдохе
своей памяти - кинолента вашей большой любви,
что мурчит где-то в пределах открытого сердца,
и пускай хоть придёт зима, придут дожди,
ничто не должно дать этому стереться...
никогда не сотрётся - она промолвит лишь тихое "да",
только тогда, когда лицо будет обрамлено синевой,
и эти чертовы дожди будут заполнять тебя,
ничего нет навсегда,
навсегда лишь даты между каменной чертою...
Билли знал, что придёт и его долгожданное время,
но пока он ищет хоть что-то похожее на нее
в тишине, в одиночестве, в этой земной системе,
но лишь воспоминание жжёт нутро,
и пока горький джин, каждый вечер, выключая свет,
он бредет по развалинам комнат, что знали, как тут любили,
ложится на холодный матрас, и не ждет рассвет,
лишь вглядывается в темноту, чтобы однажды услышать:
"Билли..."