В квартире собственной на Сумской
скончался Дундук Петро.
Домочадцы, ударенные тоской,
ставят водки ведро.
А он лежит, как-будто не пил
и не гулял ни с одной.
Как-будто не он инфаркт получил,
уснув в обнимку с сосной.
Душа удивилась сама себе,
выйдя на Божий свет
и чувствуя благодарность судьбе.
Души казалось бы нет.
Откуда б ей взяться? Как жить в Петре,
когда всё нутро сгнило?
Кто она? Ставка в какой игре?
Лицо Петрово бело.
Ни слова ни вздоха, теперь молчком
в новый эфирный быт
вылетел он из груди толчком,
в душе навсегда сидит.
Ни Бога, ни дьявола, бесов рой
и тот пролетел как свист.
Вечность пришла к нему на постой
и свет её слаб и мглист.
И начал Петро жизнь вспоминать
и ликом души чернеть
и сожалений копья вонзать
в песню, что не допеть.
Всё не так и глупо и зря
и оправданий нет.
Прошла земная юдоль, заря,
померк её мутный свет.
Он Бога позвал, но кто он и где,
и что у него спросить?
А дьявол – зачем он теперь в узде,
которую не избыть?
Жизнь – узда и вечность – узда
и чёрт бы их всех побрал.
Кроваво где-то горит звезда,
которую чёрт украл.
И где-то другая молочный свет
льёт через мрак могил.
Но сколько ему до неё ползти
и хватит ли вечных сил?