Роден и Камила

Виктор Тищенко
Я долго мрамор созерцал,             
Одушевлённый  тайной света,
Передо мною оживал летучий миг
Любви рассвета;
Сплетались  души и тела
В восторге тайны откровенья…
- Что это?  «Вечная весна»!
Бессмертья жизни сотворенье.
- А скульптор кто?  Огюст Роден…
      
Огюст Роден – француз убогий
Крещёный в церкви Сен-Медар,
В семье воспитывался  строгой,
Где  нищета – судьбины дар.
Где труд с восхода до заката,
Где очень скудная зарплата,
Где пища – зелень,  хлеб, вода,
Да в выходные для отца
Бутылка красного винца.

Из всех возможных развлечений,
Доступных  кругу своему,
С семьёй  гулял  по воскресеньям
Он в Ботаническом саду,
Да близ прелестного Медона
Холмами  копаного  склона,
Где королевский был дворец
Людовика в средневековье,
Позднее, преданный злословью
И обветшавший наконец.

Ему ученье не давалось
Стеснителен и близорук,
В учителях рождая  жалость,
Он не постиг гранит  наук.
Письмо и счёты не давались,
Латынь отчаяньем кончалась,
Но всё, в чём живость замечал,
Он с упоеньем рисовал.

На ремесло,  потратив годы,
Архитектуре  дань отдал,
Не получив признанье  моды,
В заказах славу не снискал;
Он не хотел академизму
И реализму подражать,
Но, то особенное  в жизни-
Экспрессию в натурализме
С великой страстью воплощал.

Казалось всё легко и просто:
Идея, глина, свет и тень
Эскиз, этюды, мышцы, кости
И вот рождается модель.
В ней мимолётные движенья-
Живая правда,  ракурс поз,
Неуловимые мгновенья -
Многообразье вечных форм.
Модель, экспрессия движений –
Вот кровь и дух его творений.

Но «старый мир» его не принял,
Ведь гений вызывает страх;
Седая  зависть и гордыня
Брюзжала долго в их сердцах.
Модель бельгийского солдата
Жюри сочло за плагиат,
Мол, это копия, субстрата,
И просто слепок с тела снят.
…Потом его скульптуру купят,
Но, как и водится, невзлюбят.

Роден работал очень много:
Орнамент, мрамор, гипс, литьё
Ведь вдохновению подмогой
Всегда служило ремесло.
Нужда  учитель многомудрый,
Мечтая о больших трудах,
Он начинал работать утром,
А спать ложился при свечах;
Как долго вазы, статуэтки
Держали волю в бедной клетке!

Но случай  ветреной Фортуны
Уж с нетерпеньем поджидал,
И вот парижские трибуны
Дают заказ, какой он ждал:
Музей высокого искусства
Должна украсить бронзы дверь,
В неё вдохнуть и смысл и чувства,
Чтоб возвеличить  дух французский
На  высоту духовных сфер.

Заказ получен. Образ странный
В душе его для этих врат
Возник: из криков, слов, рыданий
Пред взором – хаос, Данте ад!
Семь лет наброски, ритмы, виды
Сюжеты  ужаса, скульптур,
Этюды, замыслы, эскизы
Из ада рвущихся фигур…
Предела нет воображенью,
Волна хлестала за волной,
Как крик души, как наважденье,
До смерти вёл он этот бой…    

И не окончил.   Странно всё же 
Зачем  музею « адский» вход?
Здесь наши мнения не схожи
Он - гений, кто их разберёт?
Быть может это баптистерий
Гиберти мысли в нём будил,
А вид их красочных мистерий
На поиск смысла  вдохновил?
Те двери были входом рая,
А  «Двери ада»? Я, не знаю.

Монументальность композиций
Увы, Родену не далась,
Не смог он творческой десницей
Преодолеть химеры власть;
Не удалось «Благословенье»
Крылатых ангелов труда,
Не те он пестовал виденья,
Не там искал он вдохновенья,
А скульптор Мухина нашла.

Роден любил нагое тело!
Его пленяли свет и тень,
Они владели им  всецело
Игрой мельчайших перемен.
Дыханье света на рельефах,
В прожилках  выпуклостей - блик
На гранях лёгких барельефов
Читал он  таинства язык.
Как будто жизнь внутри вздыхала,
И камень с бронзой оживляла.

Проникновение в натуру
В глубины тайны естества,
Культ человеческой фигуры
Живил  источник мастерства!
От малой части к целой форме
Лицо - НЕ зеркало души!
Мельчайший мускул тела, торса,
Лица, спины или груди,
Всё отвечает на улыбку,
На радость, грусть, печаль иль гнев
Изящна грации ошибка,
Изящен пылкости рельеф.

Он рисовал до упоенья
Не отрываясь от лица,
От  легковесного движенья
Рукой  уверенной, творца.
Его рука, как будто зрела,
Акценты, контуры, черты,
Глаза поверх листов глядели,
В них сотни образов летели
Восторгом  дерзкой высоты.

Он наблюдал за наготою
Мужчин и женщин в мастерских,
За мышц свободною игрою
В движеньях сложных и простых.
Так наблюдали в древность греки,
Культ  тела, в норму возведя,
В своих гимнасиях, палестрах,
Атлетов праздник естества.
Как книгу, тела жизнь читали,
А  после камень оживляли.

Помпон, Деспио глину в мрамор
Смогли достойно воплотить,
Увековечить в камне  пламень
Тот, что Роден сумел родить.
«Мыслитель», «Ева», «Вечный идол»,
Влюблённых  «Вечная весна»,
«Упавшая кариатида»,
Цветок прекрасный «Данаида»,
И «Поцелуя»  чистота;
«Смерть  Адониса», «Андромеда»,
«Адам», «Орфей», «Рука Творца»,
«Пигмалион и Галатея»,
Et cetera, et сetera…

Камилла… 
Девять лет страданий
В орбите гения – самца,
Любви,  тревоги, испытаний,
Палитры, образов, резца.
Изгибы  тела, обаянье,
Сапфира синие глаза,
Ума и чувств очарованье
И тайна - женская слеза…
Всё в ней Родена покорило
И страсти вихрь воспламенило.

Он видел в ней всё то, что встретить
Мечтал в телесной красоте,
Всё то, что в женщинах заметил
В их совершенной наготе.
Её чутьё и вкус отменный,
Идеи, замыслов канва
Будили пламень вдохновенный –
Залог бессмертный мастерства.
Когда ж Камилла, словно муза,
Ушла в обиде от него,
Из- под руки резца француза
Уже не вышло ничего.

В ней неприязнь к семье и Богу
(Шекспира  книжная  стезя),
Гордыни скользкая дорога,
Эмансипации возня,
Испепелили в сердце чувства.
И там, где зиждилось искусство,
Где телом властвовал Эрот –
Божок любовного влеченья,
Теперь безумие живёт
Расплатою за вожделенье.

О  бренный мир с его страстями,
Куда ты манишь  бренный дух?            
Зачем  железными  цепями
Опутал чувства, зренье, слух,
Скрутил  желанья, ум и тело,
Стремленья славе подчинил,
Как сделал так, что охладело
Всё то, чему  Господь учил?

Чего искал Роден? Экстаза?
Подобие трудов Творца,
Незримый взрыв глубин оргазма
Иль монументного  венца?
Безумной страсти воплощенье,
Шок, потрясение, восторг,
Пластов души передвиженье,
Их чувств  и  нежности  аккорд?

Не знаю… Вспышкой ослеплённый,
Стою пред мрамором живым
Опустошённый, восхищённый,
Для новых дум перерождённый,
Явленьем тайны роковым.