День двадцать девятый
День прекрасный, день весенний,
День Христова воскресенья
Где-то празднует Россия.
Иисус Христос-Мессия
Жертвой чистой и кровавой
Дал опять народам право
Знать, любить и верить в Бога,
Но поверило немного
В то, что было на Голгофе...
После утреннего кофе
Снова вышли в океан,
В свежий утренний туман.
Захотелось красной рыбы.
Справа каменные глыбы,
Это остров Афогнак.
Ищем нужный нам косяк.
Зорко смотрим на приборы,
Рыбку ждём. А мне бы в горы...
Пляж широкий показался,
Я мгновенно догадался:
Мы здесь плавали не раз,
Бёрч в известность ставил нас,
Что на той большой поляне
Жили древние земляне
Много лет до нашей эры,
Так что, мы - не пионеры.
Но на этом берегу
Побывать и я могу -
Посетить, пока светло,
Это древнее село.
А мои сыны и братцы
Без меня пусть порезвятся.
Я рыбалку не испорчу.
И свою идею Бёрчу
В трёх словах пересказал,
Бёрч противиться не стал.
Спрей вручил на всякий случай
(Он противный и вонючий).
Коль по жизни ты не Федя,
Одолеешь с ним медведя.
Спрей у них, скажу, серьёзный.
Гризли страшный, гризли грозный,
Но на несколько минут
Превращается в батут.
Только, чур, не против ветра:
Спрей плюёт на восемь метров.
В нос старайся и в глаза,
Будут сопли и слеза...
Будет рёв и грозный крик,
Ты ж беги, пока есть миг.
Но смотри, не промахнись,
Промахнёшься – берегись!
Зашуршал песок под днищем.
Я без соли и без пищи
На пустынном берегу
Два часа пробыть смогу.
И без фруктов, и без теста –
В стратегическое место:
Море, горы, пляж, речушка,
Невысокая опушка,
Прошлогодние кусты
И далёкие мечты.
Робинзон я настоящий
Из глухой дремучей чащи.
С белой страшной бородой
И уже совсем седой.
Жизнь меня трясла немало,
Но совсем не поломала.
Бог живой был в помощь мне
В каждом часе, в каждом дне.
Был со мной в моём суде,
В облаках и на воде.
Он и здесь сейчас со мной,
Защитит меня стеной
От медведя и пирата
И от всякого разврата.
Всё кругом я обошёл,
Стал копаться – и нашёл.
Древний каменный скребок,
Котика морского бок.
Кость истлевшую, лопатку.
По сырой земле вприсядку
Метров сто назад-вперёд...
Где же ты - былой народ!
Что же ты оставил детям?
Равен трём тысячелетьям
Возраст этих экспонатов.
Ни индейцев, ни пиратов,
Я на острове один,
Словно в лампе Алладин.
Речка горная грохочет,
Поскорее в море хочет.
Вдоль неё давно когда-то,
Как отважные солдаты,
Чтоб кормить своих ребят,
Рыбаки стояли в ряд.
Рыба тучей шла порой
В этот первобытный строй.
Шла таким девятым валом,
Что на всех её хватало.
Безлимитная рыбалка:
Кость зубчатая и палка.
И сушили, и коптили,
И в котлах зимой варили.
Был богатый славный пир,
Был рассвет, закат и мир.
Водки не было и пива,
У широкого пролива
Зла не ведал Афогнак,
Но пришёл сюда казак.
С шашкой, флагом и бутылкой,
И с крестом, и ложкой с вилкой.
И от вилки и креста
Изменился навсегда
Речки праведный поток.
Белый человек жесток.
Правды в мире не найдёшь,
Время вспять не повернёшь.
Остаётся лишь смириться,
И молиться, и молиться.
И с коленок не вставая,
К Богу вечному взывая,
Я стоял на берегу,
Мир – земле, война – врагу!
Слышу крик: зовут на ужин.
«Или он тебе не нужен?
Снасти сматывать пора.
Или хочешь до утра
Древний изучать посёлок,
Полудикий археолог?»
Я несу с собой, как Крузо,
Ящик памятного груза.
Борт закрыли, на педали
Надавили – газу дали.
Вот песчаная коса.
На косе стоит лиса.
Закричали – лиска в лес.
Я пою: Христос воскрес!
День тридцатый
Мы сегодня без печали
«Кэбин» строить свой начали.
Двадцать футов на семнадцать,
В общем есть чем заниматься.
Будет он, как дача в «Рашке»,
В металлической рубашке.
Будет он стоять на сваях,
Мы ведь тут не на Гавайях.
И везти бетон сюда
По воде – не ерунда.
Закопали в землю брёвна,
В три ряда по нитке ровно.
Брёвна наши в креозоте,
Только почва, как в болоте.
Льётся талая вода,
Только это – не беда.
Грунт такой везде весной.
Но зато внизу стеной
Камень горный твёрже лба,
Всё, что нужно для столба.
Ведь под нами тоже горы.
Ставим балки на опоры
И кладём на балки лаги,
Всё, как в плане на бумаге.
На полы легла фанера.
Я ведь в стройке пионером
Был когда-то в Миннесоте,
Когда наши о работе
Даже думать не хотели,
Все на «велфере» сидели.
Я пошёл «пахать» на стройку,
И поэтому на тройку
Сдам строительные тесты,
Строю – только дайте место.
Пашем мы без перемены.
Вот уже подняли стены
И на крышу брус центральный.
Домик будет капитальный.
Завтра, если будем живы,
Отменяем перерывы,
Мы с Матфеечкой вдвоём
Стены быстро обобьём,
Тим поставит все стропила.
Пистолет, компрессор, пилы –
Всё рукой своей беру.
Дом растёт, как гриб в бору
День тридцать первый
Перед стройкой помолились,
Только планы изменились:
Звонит Бёрчу некто Лук,
Он его хороший друг.
Зря не плыть за рыбой чтобы,
Мы ему снимали пробы
Пару дней тому назад.
Нашим пробам был он рад.
Да, икра уже «поспела»,
Брать селёдку можно смело.
И теперь в заливе он
Взял косяк на двести тонн.
Пропустить такой селёдки
Не хотим, бежим все к лодке.
И скорей летим туда,
Где уже кипит вода.
О! Вот это просто "слива"!
Среди синего залива
Судно гордое стоит,
Всё в работе, всё кипит.
Сельдь несчастную ломают,
До икринки выжимают,
И бросают на весы,
Как кусочки колбасы.
Всё считают, умножают,
И по связи провожают
Перекупщику в экран,
А остатки – в океан.
На макушке – звёздный флаг,
Рядом – остров Афогнак.
У борта большая сеть,
А в сети – большая сельдь.
Вся блестит, как серебро,
Ждёт, когда дадут «добро».
Брать её или не брать?
В Токио не будут жрать
Недозревшую икру,
И тогда – пропасть добру.
С офиса пришёл ответ:
«Поднимайте, спору нет».
И команда вся ожила,
Будто золотая жила
Там внизу, а не селёдка.
Заработала лебёдка
В сеть, здоровый словно шкаф,
Опускается рукав.
Помпу мощную включают
И качают, и качают...
И селёдка «на покой»
В трюм бежит живой рекой,
Отдавая Богу души,
Едокам икру на суши.
Михаил, Андрей, Степан,
Я сегодня – точно пан:
Двести свежих тонн за раз
Кто, когда ловил из вас?
Трюм заполнили и анкер
Затянули – новый танкер
Подошёл, не опоздал,
Может быть, сигнала ждал.
В небе кружит самолёт:
Это он косяк найдёт
И следит за ним, пока
Не дождётся рыбака.
А ещё орлы летают:
Сельдь погибшую хватают
Смертоносными когтями.
Все тут кормятся сетями.
Да и нас не пропустили,
Щедро рыбкой угостили.
Холодильник наш на месте.
Рыбаки нам фунтов двести
Полностью его набили
И с улыбкой отпустили.
День тридцать второй
А сегодня - я моряк.
Мчимся с Бёрчем на Кадьяк.
Мимо славных островов,
Красотища – нету слов!
Самый первый островок
Небольшой, как бугорок,
Он ведь нашему братишка
И стоит, как в море фишка.
«Литтл Рэзберри» ему
Дали имя потому.
Соколиный остров, Голый,
И Кетовый, и Еловый,
Рядом все стоят, как братья,
Приглашают нас в объятья.
Может, к ним? Но мы спешим,
Каждым часом дорожим.
Сыро, холодно, туманно,
Дождик сыплется как манна.
Ветер поднимает волны,
Словно горы, гнева полный,
И бросает на борта.
Пена белая у рта.
Древнего дракона злей,
Он немало кораблей
Потопил во мгле морской
Великанскою рукой.
Вот и нас сразить он хочет
И волной солёной мочит.
Рвёт одежду, валит с ног,
Кровожаден и жесток.
Бёрч – морской, однако, волк,
Знает капитанский долг,
И стоял он у штурвала
В бури грозные немало.
Он лавирует умело,
Безбоязненно и смело.
Страшновато... Но из мрака
Очертания Кадьяка
Показались впереди,
Стало потеплей в груди.
Всё, доплыли, слава Богу,
Ход сбавляем понемногу.
Знает каждый капитан:
И под солнцем, и в туман,
Что в черте морских портов
Скорость только пять узлов.
Вот и док. Пришвартовались
И канатом привязались,
Нам на борт спускают груз,
Сталь для крыши - не арбуз,
Вес хороший в этом грузе.
Бёрч покрышкой от джакузи
Сдвинул газовый рычаг,
В этом был беды очаг.
Лодка дико зарычала
И, как зверь, вперёд помчала,
Ударяя носом в сваи,
Борт железный разбивая.
Бёрч, как дикий, закричал.
Я схватился за штурвал,
Резко лево дал руля -
За живучесть корабля,
Знать не зная, где тут газ,
Где столбы, а где каркас.
Лодка вырвалась на волю,
Тут и Бёрч свою взял долю,
Сбросил до отказа газ,
Красный весь... Во много раз
Всё могло бы хуже быть.
Этого нельзя забыть.
А потом мы взяли доски
И какие-то полоски,
Почту, мойку и бензин.
В продуктовый магазин
Не успели, вечер близко.
Солнце где-то очень низко.
Мы плывём без лишних слов
Мимо тех же островов.
Бёрч себе шептал: "О, day!"
Словно грозный Прометей. ------------
День тридцать третий
Пусть туманы, пусть Кадьяк,
Стройку оставлять – никак.
Потому большой прогресс
Видит в деле древний лес,
Что у стройки за спиной
Поднимается стеной.
И оттуда – тоже шум,
Там в работе чей-то ум.
Наверху огромной ёлки,
Где коряги и иголки,
Строит дом семья орлов.
Дай им, Боже, свой покров.
Мир и радость в звонком крике.
Это пара – в Красной книге.
Мы от них не отстаём:
Строим «кэбин» и поём.
Мы щиты уже набили,
Стены «тайвиком» покрыли,
А на кровле – гидрослой.
Вся вода теперь – долой,
Окна все уже стоят,
Как солдаты, стройно в ряд.
Домик будет первоклассный,
Крепкий, стройный, безопасный.
Лучшим будет он из всех.
Строить плохо – это грех.
День тридцать четвёртый
Много гор я видел в мире,
Только не был на Памире,
Даст Господь, и день настанет,
Встречусь с ним в Таджикистане!
Был на Шипке я когда-то,
В Андах был и на Карпатах.
От моих не скрылся глаз
Даже Северный Кавказ.
Кордильеры, Апалачи,
Видел кратеры Авачи,
И скалистых гор вершины
Видел часто из машины.
А родные Алатау
Были с детства мне в забаву.
Из окна моей квартирки
Вижу я, как на картинке,
Тоже горные хребты
Смотрят гордо с высоты.
Те, что к нам сейчас поближе,
Что вокруг - они пониже,
А за ними там, вдали,
Над просторами земли
Горы – просто великаны,
Там бывают и вулканы,
И один из них бабахнул
Так, что мир в тогдаввесь ахнул.
Много дней, как одеяло,
Туча солнце закрывала,
И на землю с высоты
Шли дожди из кислоты.
Вновь сегодня воскресенье,
Не работаем. Служенья
Тоже нет, вокруг лишь горы
И природы дикой хоры.
Лучшим в этот день служеньем
Будет наше восхожденье.
День прекрасный, солнце реет,
Остров наш лучами греет.
И вершины дальних гор
Привлекают бренный взор.
Взяли сандвичей, воды
И – подальше от беды –
Спрей тот противомедвежий.
Воздух чистый, воздух свежий,
Под ногой ручей журчит,
Птица гордая кричит.
И снуёт в пути вокруг
Пёс хозяйский, верный друг.
Наш сегодня - Моисей,
Не какой-то ротозей -
Дочь хозяина - Шалфей,
Я, Тимоха и Матфей,
Доверяем ей всецело
И идём за нею смело,
А она ведёт вперёд
Богом избранный народ.
Горы, как и море - чудо,
Точно, как горбы верблюда,
Много разного добра
Бережёт для нас гора.
Шишки, ягоды, грибы,
Балки, доски и столбы.
Но жестоко не руби,
Зря природу не губи.
Бог тебя царём поставил
Над природой и оставил
На планете столько благ!
Помни, лес тебе - не враг.
Но пока ещё весна,
Просыпается от сна
Древний лес, по слову Бога,
Но уже всего в нём много:
Красота, величье, слава.
Бог на то имеет право.
Вот где дикая природа,
Дышим – столько кислорода!
Под ногами мох сырой
И гора... гора горой!
Иногда на косогоре
Лес расступится – и море
Перед нами с высоты -
Виды чудной красоты!
Постепенно лес редеет,
Уменьшается, беднеет,
А потом совсем пропал.
Тундры горной час настал.
Мох, лишайники, травинки,
И совсем уж нет тропинки,
Здесь тропинка не нужна,
Ведь гора у нас одна.
У неё одна вершина.
Сердце бьётся, как машина.
Мы поднялись – ветерок
К нам нежданно на порог.
Свежий, чистый и холодный,
Как большой орёл свободный.
О, какой прекрасный вид!
Потому писал Давид
О горах свои псалмы.
Горы это – не холмы.
Тот, кто не был, не поймёт,
А кто был, того уймёт
Только новая вершина.
И Давидова дружина,
На врагов бросая страх,
Часто бой вела в горах.
С высоты пролив, как речка.
База наша – как аптечка.
И видны все острова –
Закружилась голова.
Перед нами просто пропасть,
Тут не к месту страх и робость.
Как Высоцкий пел: "В горах
Парень должен быть - не ах!"
Жаль, что сам погиб в грехах,
Хоть и часто был в горах.