Она ходит в платье и шерстяном плаще
На моду и стиль ей наплевать, вообще
И живёт как в последний раз, не даваясь в руки.
Только, если её поймал, то не жди разлуки,
Коль позволила это, значит, задел за живое,
И зацепится на износ, пока не погонишь.
Она курит редко, почти никогда,
Но если в душе шевельнулись осколки,
И в сердце лишь ледяная вода,
И мозг посылает знаки,
О том, что пропала совсем уже,
Не проветрят, когда и сто этажей
Лишь тогда чиркнет спичка
и пальцы потянутся к пачке.
Она знает о том, чего знать и вовсе нельзя,
И не гибнет от пули и от гвоздя
Что пробрались в висок вероломно и скоро.
И тоску не измеришь любым прибором,
И на глаз её не видать.
Она дружит с фриками, знаете, всех мастей,
Что скрывают под маской своих чертей
Иль под маской чёрта скрываются лихо.
Только, верь не верь, но мечтают они о "тихо"
И о Доме, где не скрывают лица и палачей.
Она ходит мужским и широким шагом
И не давит почти никогда на жалость,
(не пытается выиграть так ничего)
Ведь хватило ей давно одного, что жалел и любил,
Но понял, что этого мало.
Она ходит гулять под проливным дождём,
И плевать, что мысли давно " о нём",
Что похитил и был, как всегда, безжалостен.
Она долго считала любовь лишь шалостью,
Но ошиблась, как до и после не ошибалась.
Она любит искренне, всем существом,
И, казалось, не просит совсем ничего,
А потом узнала, что просит всегда лишь малость.
Чтоб любил в ответ всем, что без ран осталось
И стирал, постепенно и тихо,
боль из своей души.
Она привыкла считать, что стоит сама гроши,
Что почти ничего не умеет и, что сама рассталась
С тёплым чувством, что долго гнездилось в душе.
Только это всё мираж в мираже,
И Её давно не осталось.