Сборник стихотворений 47

Марат Капашев Поэт
Сохраняется где-то
В закромах тишины
Подлость, сплетни, наветы
И легшайшие сны

И смешные поступки-
Прошлым ставшая новь,
-Время смолото в ступке-
И, конечно любовь.

Сохраняется где-то
Ожидание встреч
Налагается вето
На твое: не сберечь.

Сберегается песня
И мотив тишины
И порхание вестниц
Наступившей весны.

Этих ласточек милых
Надо мною пролет
И шипенье винила-
Магомаев поет.

Пусть поет-ну и ладно,
Он певец неплохой.
Даже вечер прохладный,
Ночи светлый покой.

Сохраняются где-то
В закромах тишины.
Мои клятвы ,обеты,
Губы, руки и сны.

И отчаянность встречи-
Никого не сберечь.
Было б, может быть, легче,
Если б русская речь

Замолчала навеки.
И не жгла как осот.
Но раскручены реки
И уходят на взлет.

Облака как шпионы
Исчезают во мгле
И во времени оном
Были мы на земле.

И когда возродимся
До единого дня!
В этом жутком зверинце
Будет много меня.

Да и вас- ведь у бога
Сохраняется все.
Млечный путь как дорога-
Золотое серсо

И дыхание серы
Изрыгает гранит
Мое сердце и вера
Все как есть сохранит.

Это лучшим залогом
Уходящего дня
Верьте мне, ради бога,
Верьте дальше меня.


Анализ спермы и мочи
В трамвае сперли щипачи.
Но есть пока анализ кала
У нас не все еще пропало


Мне обещали мир загробный.
Не важно, что там: рай иль ад.
Я видеть все хочу подробно-
Тоску посмертных Илиад.

Стеная, грудь мне разрывают
И печень мне клюют орлы.
Но тут же сердце забывает
Все то, что светится вдали.

Все то, что став посмертной мукой-
На свет гармонии намек,
И падает перо со стуком.
И зло в лицо смеется рок.

За гробом ничего не страшно,
Ухмылочки: хи-хи, ха-ха
И голос-мощный и протяжный-
Развоплощение стиха.


Взволнован: «А где же удача?»
Струей серебро в закрома.
Шатаешься после поддачи
И сходишь блаженно с ума.

Но что-то скребет за душою,
Какой-то неясный сюрприз.
Живет там за речкой большою,
Твой самый желанный каприз.

Она из росы и тумана
И сводит любого с ума
Быть жертвой такого обмана
Заманчиво было б весьма.

И резаться, вешаться, шею
Подставить под жуть топора
Ты что-нибудь в этом ферштеен?
Пора, дорогуша, пора

Уже улетают синицы,
Стремятся на юг журавли.
Хорошее в мире лишь снится
И грузят в порту корабли

Фантазий сиреневых хлопок,
Счастливых мечтаний батат.
А что говорит тебе опыт?
Наверно…быть может…навряд…

Так плачь, дорогая синица,
Несбыточный плачь журавель.
Все снится, все в мире лишь снится.
И март, и февраль, и апрель.

Задуто метелями лоно
Мечты твоей самой родной.
Когда-то во времени оном
Была ты, быть может, со мной.

Но треснул хрусталь этой сини,
Расплавлены эти снега
Тебя проклинаю отныне
И душу свою на торга.

Безбожный дурак-выставляю-
Гори она синим огнем!
Я сам, как геенна, пылаю
И темною ночью, и днем.

Былому ищу оправданья
И знаю: его не найти.
По глупости все, по незнанью..
Прости, если сможешь, прости!


Нетленны наши души, и быть может,
Нетленны где-то в вечности тела.
А что стихи? Лишь рябь на водной коже,
Лишь ангел, закусивший удила.

Концы он перепутал и начала,
И с детскими обидами порок
И легкий бриз  у вечности причалов
Тела качает полые пирог.

Закончен 20 июня2015 года


Колонны дорический ордер,
Разрушенный встарь Парфенон
Горит как языческий орден,
Всего человечества сон.

Мы жили тогда под эгидой
Хоть гневных, но добрых богов.
Терпели от них мы обиды
Не терпят каких от врагов.

И эти роскошные были
Запомним на все времена
Ведь горстка аттический пыли
На всю Ойкумену одна.


Вся жизнь в суете пролетела,
Работа, стихи –суета.
И Музы безгласное тело
Несут уже ради Христа.

К могиле несут безымянной,
Стенания, вопли-вотще
Мы жертвою стали обмана
Все в мире –обман вообще.


Настоящий! Ведь я-настоящий!
И достоинства все и грехи,
И сыграю когда-нибудь в ящик,
А стихи?


Во впадинах ключиц лежали тени,
Как фонари горевшие глаза,
Тускнели и тускнели постепенно,
И падали во тьму прохожие, скользя

И мир одной взволнованной шарадой
Лежал передо мной, на плоскости равнин,
И солнце, наигравшись до упада,
Уже гасило шалые огни

И был тот час, когда смеется нечисть,
Над миром торжествует сатана.
И, подставляя злу покорно плечи,
Я горечь мира, молча, пил до дна.

И знал, что мысли лучшие в разгоне,
Что едко усмехнется дама пик.
И смысла нет от всех моих ироний,
Уснул уже уставший материк.

И только кружит полуночный ветер,
На Брокен ведьмы в тишине летят.
Любви и счастья нет в бесовской смете,
Все пропитавший разложенья яд

Проник в меня и дрогнуло сердечко,
В знаменье крестном замерла рука.
И как сквозняк, что тушит в церкви свечки,
Тушила нежить в небе облака.


Мне в сущности надо немного
Лишь чай и с капустой пирог.
Ну, сон, и конечно, дорога.
Точнее, десятки дорог.

Я странник, а странник-призванье.
И это уже навсегда.
И то, без стыда и названья,
Что блещет, как в небе звезда.

И что обжигает дыханье,
Как ветер пустынь, как любовь,
Хотя и дается случайно,
Хотя и волнует нам кровь.

Имею ввиду не стихи я
Хоть входят в него и стихи
Волшебная, злая стихия,
Без коей мы слепы, глухи.


Ничто не ново под луною-
Как эта истина стара!
В столицы лезть любой ценою-
Сия уловка не мудра.

Иль уезжать в Тюмень куда-то.
Хотя нам на фига Тюмень?
Там Пушкин в ссылке жил когда-то,
Там рыба вкусная таймень.

И в мемуарах непременно
Ты Кустанай упомяни.
Там шведам перебил колена
Стратег великий в оны дни.

С тех ор на берегах Тобола
Идет великая гульба
Хоть денег нету ни обола,
И там, быть может, нет тебя.

Но помни: шведов покорили
И может римлян-вам видней.
Но дев прекрасных изобилье
Остались в нем до наших дней.

Но знай: все это канет в Лету,
А может, в Тибр, а может –в Стикс.
Как можно выжить там поэту?
Ответ на диво прост: привык-с.

Когда-то в школе изучали
Великих с ними рандеву
Меня доводит до печали,
А я весельчаком слыву.

Еще там был проездом Ленин
А также был проездом Маркс.
Хотя злодей, но все же гений
И написал премного врак-с.

Томов пятнадцать или двадцать,
А может, даже пятьдесят-
Мне не зазорно ошибаться,
Зазорно было б их читать.

Но не читал, читать не буду-
Для этих целей есть Толстой.
А город наш почти что чудо
Уж десять лет как на постой.

Я стал, живу в обычной двушке
Есть туалет и ванна есть.
А это вовсе не игрушка,
Его я смею предпочесть.

Парижу, Лондону, Нью-Йорку,
Венеции, самой Москве.
Признанье это мне не горько,
Хоть нет волос на голове,

Но есть на ней зато бейсболка
И с логотипом Кустанай
Простите: я хоть балаболка,
Но на земле нашел свой рай.

Пускай целинный, черноземный,
И пусть в домах корявых весь.
Но я живу в нем, мне не стрёмно.
Я говорю вам все, как есть.


Не снится глаз мне карий,
Букеты пышных роз.
Ага, ты влип, очкарик,
На этот раз всерьез!

Теперь не отвертеться,
Тоска в твоей груди.
Устало бьется сердце.
Ах, сердце, погоди.

Мы все переживанья
Оставим на потом.
Должно быть что-то тайной
И важною притом.

Суммируя все боли,
Мол, все мне трын –трава,
Скажи хоть что-то Оле,
Но все слова, слова.


Пусть зло разрывает на части.
Того, что уходит, не жаль.
Залогом грядущего счастья
Моя золотая печаль.

Пусть Вий «Подымите мне веки»
Во тьме сладострастно кряхтит.
Но льются ведь синие реки,
И луч небеса золотит.

Пусть все в этом мире случайно,
И сущему верить нельзя.
Но все и прекрасно, и тайна,
В неверия бездну скользя.


Быть бедным-призванье поэта,
В опале у власти любой
Зато ощущенье полета,
Зато небосвод голубой.

Поэту доверена тайна
И вязь непонятная слов.
Как все в этом мире случайно,
Как все повторяется вновь!


Читая антологию поэтов,
Нарвался: выдрали Есенина стихи.
Признанье высшее! Мечтай об этом!
Не портят книгу ради чепухи.


Блаженные для сердца имена
Не поминайте-заклинаю- всуе.
Пусть их лелеет вечности весна
И небу рая ангел адресует.

Как перекати-поле по степи
Их гонит ветер, рыжий и упрямый.
А впрочем, как угодно, поступи.
Ты-воплощенье Вишну, Нараяна..


Дороги уводят куда угодно-
Немеряно верст меж адом и раем .
Но мы говорим и вчера, и сегодня:
«Дороги, которые мы выбираем».

Поэтому нету альтернативы,
Любая дорога не наша и наша
Гремят митральезы, грохочут мортиры
Везде из мозгов и туловищ каша.

И мы по колено бредем в этой каше,
Ворча: «Судьба злодейка и сводня».
Все лажа вокруг и не больше, чем лажа
Завтра, вчера и, конечно, сегодня.


Ненавязчивы наши печали-
Непривязчива к сердцу печаль.
Толстый ангел толкает плечами.
Ничего для тебя, мол, не жаль.

Так плати же свою десятину.
Барский пай, что с чужого плеча.
Жги злорадно и страстно, скотина,
Чтоб скорей догорела свеча.

Чтоб некоим светом влекома,
Как бакены плыла по реке,
И шептали деревья «Велькомме»
И горел перстенек на реке,

Чтобы вправду крестилась природа,
Опускаясь в крутую волну.
И пастух на свирели пел оду,
Распуская как прядь тишину.


По прошествии тысячи лет.
Я вернуться на землю обязан.
Как и все вы, встречать чтоб рассвет,
Надираться чтоб водкой, заразой.

В этом что-то великое есть-
Оборот незаконной посуды.
Поживете еще, ваша честь.
Просто так не уходят паскуды.

Я и с этим согласен, зови
Хоть ухватом, не суй только в печку.
Ну а что говорить о любви-
Сразу екнуло в теле сердечко.

Все погаснет-уйдет и любовь.
Ведь ее так немного по сути.
Только то возвращается вновь,
Чему в мире сем грешном не судьи.

Одиночество-вот наш удел.
Между жизней меж двух прозябанье.
Ну а все что успел-не успел.
Стоит лишь похвалы за старанье.


Он содрогнулся: «Неужели
Вся жизнь пошла коту под хвост?»
Но ангелы в созвездьях пели
По курсу «норд», по курсу «ост».

Они базлали: «Нет, Владимир,
Был в жизни сей и смысл, и толк.
И только я ходил как прима,
Несчастный как тамбовский волк.

И верил не словам, не звездам,
Но жизни серной кислоте.
Но тем же нордом плыл и остом
И убеждался в правоте

Друзей: все было не напрасно,
Оправдан в жизни каждый шаг.
В одно мы верили, но разно,
И каждый был себе лишь враг.


Всего достойней быть на этом свете
Простым ростком, ромашкой полевой.
Иль перекати-поле, чтобы ветер
Тебя толкал в пространстве головой.

И ты в степи катился, ты катился,
Не думая, наверно, ни о чем.
Или в сухом гербарии пылился,
Позолоченный огненным лучом.

Да, быть ростоком. Лишь стебель, две тычинки,
Сухие шелестят лишь лепестки.
А что там Цезарь, что там майя, инки-
Об этом -ни бум бум  и не с руки

Все это знать. Все месиво столетий,
Кружится мимо: гоплиты, война
И только ветер, шелестящий ветер.
И голубая всюду тишина.


Кордоны звезд в пространство голубое
Просыпаны, аттическая соль
Сверкает и согласна на любое
Из продолжений, заклиная боль,

Кружатся золотые метеоры.
И сеют всюду сполохи огня.
И тучек в небе серебрятся шторы
И кончена столетняя война.

И розы алой с белой распря тоже
Закончена, лишь праздничный салют
Румянит небо, делает пригожей.
И боги по заслугам воздают.

Всем Цезарям и всем Октавианам.
И Клеопатра мучает змею,
Чтоб яд добыть, но поздно или рано
Всем по заслугам боги воздают.

И ты в толпе царей простой лишь странник,
Средь дервишей, пророков-просто маг.
Всего глухонемая обезьяна
С папирусом иль свитами бумаг.

Но медное пространство рассекая
Событий гордых огненным мечом,
Ты истины простые изрекаешь,
Толкая время голубым плечом.

Бокал наполни каплями цикуты
И вновь его Сократу поднеси,
Кровавя гладь священной Брахмапутры,
Плывут костры в рассветные часы.

Натянут безупречно неба парус,
Пленяет глаз тугою синевой.
Не знаем мы: жить сколько нам сталось,
Но каждый рад, что все –таки живой.


Мы все ж не обсевки в России
Витии и соль мы земли.
Но нас ни о чем не спросили
Плывут в никуда корабли…

Молчат лишь, но те, кто умнее,
Кричат лишь, но любит кто боль.
Ах, девочка, бледная, фея,
Ты мне подчиняться изволь.

Капризы свои выставляет
Ах, муза, на все я готов.
Страна далеко не святая:
Подонков полно и скотов.

Я это давно понимаю,
Не менее долго терплю.
Но то ль анальгин принимаю,
То ль лучше, что чуть – терафлю.

Загвоздка у нас на загвоздке.
И правят здесь бал дураки.
Ну, Муза, утри свои слезки.
Нам плакать с тобой не с руки.

Ну вспомни Елену, Татьяну.
Светло хоть чуть- чуть помолчим.
Не все здесь живут без обмана,
Но раз заказал –получи.

Не надо на гадов равняться.
Ведь больше хороших людей.
Пусть клоуны –мы, пусть паяцы.
Но сколько великих идей

В своей голове сохранили,
Пустили-горжусь- в оборот.
А песня до самой могилы
Ни в чем никому не соврет.


Джек-пот сорвать не сразу удается,
Не каждому дано сорвать Джек-пот.
Но как вода чиста в глухих колодцах,
Но как беда внятнее в дебрях вод,

Так мне моя мечта поймать жар-птицу,
Сияньем озарившем небосвод.
Доволен буду, если хоть приснится,
Опричь моих печалей и забот.

И я тогда с улыбкой поканаю
В тот дальний край, где вечна тишина.
Хотя могла мне быть судьба иная.
И где-то, может, верили в меня.




От яма до яма-гоньба,
Хрипят запаленные тройки.
Фельдегерь грозней чем судьба
И мчатся, летят они бойко.

Россия, твои ямщики,
Несут запоздавшие вести.
Просторы твои велики,
Стенанья совсем не уместны.

И надо надежду хранить,
На то, что авось, обойдется.
И некого в этом винить
И тройка за тройкой несется.

А что там, какая война-
Россия со всеми воюет
Такая уж это страна
И, славу растратив былую,

Она никого не винит.
Дороги – хужей не бывает.
Но бог ее видно хранит
И божия матерь святая.

Авось обойдется, авось
Хорошими станут дороги.
И гонит веселая злость
Ее сыновей от порога.

Родного –Куда, дураки!
Чем лучше чужая землица?
Но эта им речь не с руки,
Летят мировые столицы,

Америки, Индии. Прах
Родимой земли сотрясая,
Чтоб вдруг в изумленьи и враг,
И пляшет, и плачет босая

Святая и грешная Русь
-И танки у нас и ракеты-
Но главное спорить берусь!-
Все ж лучшие в мире поэты


Уйди в эмиграцию смерти,
За Стикса волну, Ахерон,
Где Гамлет прощает Лаэтра,
И жизни божественный сон

Все длится, и длится и длится
Барокко смешной завиток.
А все, что любил ты, с чем свыкся
Отныне –поверишь ли?- йок.

Посадит нас смерть на измену,
Другие нам даст имена.
Но дружбе ведь знали мы цену,
И родина только одна.

И чье-то забытое имя
Горит, как березовый лист
Рукой небрезгливою снимет
Непрошенный евангелист.

Его, и корявая память
Забудет былое навек.
Но что-то останется с нами-
Ты жил на земле человек!


Когда-то мой предок скакал,
Доверясь чутью аргамака.
И волчий свирепый оскал
Он чувствовал всех зодиаков:

Грозящий бедой козерог,
Погибель несущие раки.
Он воин, он делал, что мог,
Охочь до гульбы и до драки.

А все же он верил в судьбу,
В высокие чистые звезды.
А трусость и подлость-табу.
Так мыслил он верно и просто.


Послесловие к жизни прошедшей,
Доводившей когда-то до слез,
Но разгадки себе не нашедшей-
Адресованный богу вопрос.

Кто я был, что я в мире сем значил?
И какого таланта печать,
Бог на сердце моем обозначил,
Почему я пытаюсь роптать?

То да се, пустота, недомолвки,
Кошки-мышки, впустую игра,
Уходить уже просто неловко,
Только чувствую сердцем: пора.

Миль пардон, и прошу извиненья,
Было вкусно, монетка на чай.
Только чье было в том наущенье,
Что сгорела душа невзначай?

Что болит после жизни сердечко?
Послесловие к горьким словам.
Где найдешь от печали аптечку
И искать ее вовсе не вам.

Пусть не все были в том виноваты,
Что так пышно пророс пустоцвет.
Только помню, что жил я когда-то,
Помню лишь-виноватого нет.


На крик совы, на зов коростеля,
На пение бездумное синицы
Все думаешь: мол, кружится земля,
Планеты, солнца или это снится?

Все сон и отражается во сне,
Как зеркала двоящей мир сей яви.
Но в этом всем не разобраться мне,
Магнитно искажают облик травы.

Как розово затрепетал рассвет,
И голуба как неба парусина!
Но смерти нет, и жизни, значит, нет-
Не в этом, значит, вымысла причина.

Все вымысел: зеленая трава,
Натруженный накат волны на берег.
Но значат, что тогда мои слова,
Хотя полны значенья, без истерик,

Без вопля, может богу: почему,
Зачем ты создал эту панораму,
В которой пусто сердцу моему,
Которого оно ждало упрямо!

От вечности дорога недолга
До вечности в которой много боли.
Вот родина моя, ее снега,
Ее простор навылет распороли

Ветра.. какие злые все ж ветра,
В просторах древних, точно слог дастана.
И я сижу, любуюсь до утра
Сей ночью и влюбленными глазами.

Гляжу в ее сияющий простор:
Луна какая, а какие звезды!
А все иное в своем сердце стер,
Как некогда привидевшийся остров.


Тождественно ль разуму время,
Когда в избавителях смерть,
Когда в тишине-полудреме
Положено веку сгореть,

Когда одинокое счастье
Бросается встречным на грудь?
Несладки вино и причастье
И голос гортанный: «Забудь,

Стань камнем, лиловой камеей,
Стать бронзою, стань чугуном» -
Не хочется быть по идее,
Отверженным всеми, лгуном.

Ну что ж, шепелявое счастье,
Дорогу к рассвету тори.
Ты право, хотя бы отчасти.
Заклания ждут алтари.

И это последние сроки-
Отсрочек не будет, не жди.
И путь свой пройдя без упрека,
Не верь ничему впереди.


Приходит пусть все с опозданьем.
Особенно поздно любовь.
Тревоги, печали, желанья,
Тяжелая плещется кровь

В бунтующих жилах. Видали.
Горячая страсть какова!
А что там писал о Натальи
Сергеич, какие слова

Нашел? - Ведь находят же люди!
От века вот так суждено:
Одних никогда не убудет,
Другим ничего не дано.


Что каяться в грехах? Приходит поздно
Раскаянье. Всех участь такова:
Высокий небосвод в тяжелых звездах
Меняя на никчемные слова.

Молиться то ль пророку, то ли хаму-
От века это многим суждено.
И рушатся сияющие храмы,
И пенится с отравою вино.


Мое-это только глагол,
Мое- это только предлоги.
Свистящий навылет Эол,
Зимы голубые эклоги.

Мое- это миг перед сном-
Рождение стихотворенья
Я грезил всегда об ином
К большому- увы—сожаленью!


Совет бывалого человека
Для поднятья настроенья
Пей вино до посиненья!


Покупая джип «Чероки»,
Бери не очень-то широкий:
Чтоб вмещался на шоссе.
Будь всегда таким, как все.


Надо было жениться на ком-то,
Завести пару-тройку детей.
Ты ж Крамского искал незнакомку,
И не видел хороших людей

Было много доярок, свинарок,
Аспирантка была, инженер.
То ли кровью не слишком ты жарок,
Бате с дедом твоим не пример.

Только нос воротил ты напрасно.
Все красоткам сыграл Мендельсон
Марш. «Какой я субьект разнесчастный!-,
То ль ты плакал, давил то ль фасон.

В общем, с бабами в полном пролете.
По-научному: полный абзац.
И теперь ты в панаме и ботах
Стих валяешь –не стих, а эрзац.

Потому что раз женскую душу,
Как известно, постичь не дано.
Вот сидишь ты, бероэ ешь грушу,
Но заносчив и туп все равно.


Осенние листья летели
Ковром на озябшую твердь.
В поникшем саду иммортели
Еще продолжали гореть.

К походу готовились птицы-
Лететь им еще на юга.
И жизнь продолжала мне сниться,
Блошиные эти бега:

Искать себе пищи и крова,
Искать себе счастья и слез-
Всегда заморочки с любовью,
Всегда это трудный вопрос.

Шугой уж створожились реки,
Подернулись лужи ледком.
Обыденно так все навеки,
И каждый ведь с этим знаком.

За осенью следуют зимы,
Приходят на срок холода.
И стих, бесконечно любимый,
Рождался во мне иногда.

И я благодарен был Богу
За это немыслимый дар-
Как мало и как это много
Тому, кто от жизни устал!

И я благодарен навеки
Всему, что уйдет без следа,
За то, что закроют мне веки,
За то, что горела звезда.

Моя, пусть не яркая очень,
Но все же горела она.
А то, что был в песнях не точен,
В том каюсь, моя лишь вина.


Интересно: как получается:
Жизнь моя кому-то нужна.
Кто-то так же на свете мается
Этот кто-то, точней она.

На кофейной гадает гуще,
На ромашках, эт сетера.
Может счастье и мне отпущено,
И толику его ветра

Занесут и в мою берлогу,
В мой монашеский строгий скит
Мне и надо его немного,
Чтоб в балансе потерь, обид

Положительным стало сальдо,
От улыбки ее шальной
Мне и надо немного, надо..
Но у Бога, видать, выходной.


Какое дело  до небывших?
Какое дело до непевших?
Бог-знаю точно-наша крыша,
В опале бывших, но не севших.

Поныне власти нас не любят,
И душат не петлей- молчаньем.
Рукой железною голубят,
Пустых насмешкой обещаний.

Ну что ж, мы это заслужили,
Плевки, как ордена мы носим,
И так до самой до могилы.
Взгляни на небо. Дождик. Осень.


Уж такая страна Россия:
Не объять в ширину и в длину.
Только нас ни о чем не спросили
Зубы сжавши, идем ко дну.

Одиночество-вот наше знамя,
Обреченных, отчаянных бунт.
А за нами и взрывы, и пламя:
Отступая, родимое жгут,

Чтоб врагу не досталось ни крохи.
Что поделать: страна велика!
Из Америки-символ эпохи-
Факел медный вздымает рука.

Но грозить нам войною напрасно:
Мы привыкли всегда воевать.
Даже Гудвин, великий, ужасный,
Не сумеет уже напугать.

В остальном: прозябаем и крохи
С президентского ловим стола.
То ли нам хорошо, то и плохо.
Вот такие, дружище, дела.

Все равно: хвост держу пистолетом.
Я ль не русский, крепка моя стать.
Похвала прозвучала б наветом,
А навету хвалой не звучать.


Я буду калифом на час.
Но мне будет много и это.
Кометой на небе зажглась
Судьба непутевых поэтов,

Бродячих артистов, шутов,
И вдребезги пьяных паяцев.
И спросит вдруг Воланд: «Ты кто?» -
Не надо вопросов бояться.

Тем более искренних, в лоб.
Такими ж должны быть ответы.
Но сам я не знаю: я-кто?
Нескромно назваться поэтом.


Обиду врагов перетерпим:
Хорошими всем быть нельзя.
Но что же нам делать, Евтерпа,
Когда недовольны друзья?

И надо бы взять их за руки,
И все им, как есть объяснить,
Но вот понимаешь, в чем штука:
Ведь рвется суждения нить.

И все так легко и несвязно,
Все так неподвластно уму ..
С врагом объясняться согласен-
Что другу сказать моему?


Это пошло, наверно, скорбеть о том, что умрем,
Что покроются жизни события патиной пыли.
Что в итоге: стакан вот, в него наливаем мы ром.
И скорбим, веселея: «Ну что, по глотку и поплыли?»

То ли плыть на Цитеру, то ль дальше куда,
Может в царство Аида, презрев погребальную тризну,
Хорошо мы сидим, что заметить спешу, господа.
Разве плохо бывает, пока мы в любимой отчизне.