То ли девица, то ли горлица...
Эхом голос, да за околицей.
Может суженого, не ряженого
ждет, рубаху ему разглаживая,
что из белого света соткана,
из рассветных лучей, как локоны
ее прежние, золотистые,
и пьянящие, и игристые...
Как вишневый цвет белоснежная,
станет свадебною одеждою.
Коловратом в нее, орнаментом
заклинание вшито намертво.
Вышит ворот багряной ниткою,
что от лютого взгляда скрытая,
а тому, кому предназначена,
и оплакана и оплачена,
заговорена одиночеством,
предначертанная пророчеством
старца древнего - жива вечная...
Собирается дева к вечеру
на болото, где сгинул суженый...
Сумрак пасмурный и простуженый,
был в ту ночь, где русалки льдистые
смотрят жадно, чаруют истово...
Гладит... Ей рубель, как гармоника,
вместе с голосом - пентатоника,
и негаснущею надеждою -
песнь русальная обережная.
Ленты алые, очи синие,
косы длинные, словно в инее
в серебре воды отражаются,
зачерпнешь - как дым расплескаются,
словно годы, как брызги-капельки...
На болоте стоит, как цапелька -
в воды темные смотрит пристально,
очи синие в серый выстыли...
Песня. Вечное ожидание...
И рубахи в руках сияние...