(из Милорада Павича)
1
На нашем судне команда кишит,
как муравьи они суетятся.
Меня суета эта страшит.
Стараюсь я от них отвязаться.
Волосами своими корабль я протёрла,
а они по вымытой лезут мачте.
В паруса зелёные вгрызлись, как свёрла.
Им парусный холст – грошовая сдача.
Кормчий даже руль оторвать пытался,
чтоб его добычей взвалить на спину.
Как за грабёж, за него он брался,
мечтал на рынке портовом двинуть.
Младший в команде, даром что молод,
канат украл и припрятал в трюме.
Но Ты не имеешь права на голод
и пища Твоя – не это безумье.
Пусть они скорость судна жрут и буянят.
Ты для этого слишком светел.
Пищей Твоей быстрейшее станет –
о борт корабля разбившийся ветер.
2
Из жизни своей матери я люблю вспоминать картины.
Их каждое утро я разыгрываю перед зеркалом, как спектакль.
Это продолжается много лет, словно дни плетут паутину
и запас узоров её причудливых до сих пор не иссяк.
Я надеваю платье своей матери, беру в руки её веер,
мои волосы уложены, как её, на манер шерстяной ткани.
Изображаю я её и перед другими, мой взгляд устремлён на север,
словно стрелка компаса или прыжок затравленной лани.
И даже в постели с возлюбленным это не я, а она,
и моя страсть исчезает и остаётся её страсть в итоге.
Иначе говоря, она давно обокрала меня.
Все касанья любви обращаются к ней прямо с порога.
Но я не завидую ей, она обворована точно так же
своей матерью, как и та в свою очередь прежде.
Каждое воровство звеном живой цепи ляжет
и неуместно здесь бунтовать или говорить о надежде.
Если бы меня теперь спросили для чего эту роль играю,
отвечу, что стараюсь дать себе ещё одно рождение,
чтобы сделаться лучше. И снова я замираю
перед зеркалом, как перед ней, её мечты порождение.
3
Княжна Атех умерла,
застряв между двух отражений.
Пленили, усыпили её зеркала,
медленное и быстрое, два эха сонных видений.
Одно отражало прошлое, а другое будущее.
Для настоящего не осталось места.
И две буквы на веках её, о смерти поющие,
достигли гнезда, заждавшегося насеста.
Эти буквы смертельные на нежных веках,
два канатоходца, канат раскачавших,
две птицы, летящие до скончанья века,
две смерти, в одну сливаться начавшие.
Когда прошлое и будущее сходятся посредине,
падая в пропасть, пустоту безвременья,
остаёшься совсем один, как на дрейфующей льдине,
как-будто карты смешал судьбы, поколенья.
И какую ни вытянешь, пика идёт сквозная.
Княжна Атех бессмертна, как и все мы, впрочем.
В сердцевине времени вечность о нас не знает,
в сердцевине сердца время вечностью точим.