Я только снаружи прочнее отточенной стали,
Булата, бетона, титана и прочих фундаментов;
Нейроны геройски стотысячный раз умирали,
И вся ЦНС выгорала в неистовом пламени.
Как нечего делать, слезами до края наполнить
Карибский бассейн или даже вторую Атлантику;
Без лишних сомнений печаль утопить в алкоголе,
Печалей полно за душой, как у дурочки фантиков.
Улыбка дежурная, правда, глаза не смеются,
В груди пересыпано солью и перцами красными;
И сколько бы ни полыхало внутри революций,
Они пресекаются сразу жестокими казнями.
Потом пустота, накрывающая до макушки,
До жжения в кончиках пальцев, зубовного скрежета,
Которую я набиваю досадой, как Плюшкин
Рваниной, наивно надеясь, что выйдет убежище.
Но с виду-то жесткий каркас и хитиновый панцирь,
Похожа слегка на диковинное насекомое,
Готовое вечно смеяться, плясать или драться,
В штыки принимать чужеродное и незнакомое.
С надрывом таким, что захочется выкрикнуть «верю»,
А также «мотор, вынимайте свои кинокамеры»;
И кажется точным железобетонный критерий:
Моя ЦНС выгорает в неистовом пламени.