Бестелесен и неуловим,
с сентября сорок первого года
ставший эхом далёким, Ефим,
колыхаясь над топью иль бродом,
отзывается, будто живой...
Вот и всё, чем проявлен он ныне.
Хоть грызи эту землю, хоть вой,
хоть лежи, подорвавшись на мине,
накрывая родные поля
убиенным распластанным телом,
всё одно - и родная земля
без него навсегда опустела.
Нет могилы и даже листка
от пугающей злой похоронки...
Всё бессильно, как эта строка,
тихим эхом пускаясь вдогонку.