Там, за единственным ДК,
где тихо и тенисто,
и мятой стелется тоска,
ты обнимал меня слегка,
наивный и речистый.
Одно касание – «замри»,
полёт ладони узкой,
и что-то ёкнуло внутри,
ведь было их всего лишь три,
три пуговки на блузке.
И прикрывала алыча
бедовые детали –
бретелька падала с плеча,
и наши губы сгоряча
надолго совпадали.
В твоих руках теплым-тепло,
и музыкой из зала
меня бы в омут увлекло,
когда бы муха о стекло
так сонно не жужжала
о том, что вздохи сплетены,
взволнованные слишком,
но от стены и до стены
мне эти улицы тесны,
как старое пальтишко.
Хотелось крикнуть «ну и пусть!»,
но где-то на аллее
томилась маттиолой грусть
что я уеду-не вернусь
и, кажется, взрослею.