Это Петра, ее так зовут,
И она ходит по умершим улицам босиком,
Ветер гоняет пыль и скручивает смерчики из листьев и веток.
Редок теперь отпечаток ноги человека,
И Петра привычно глотает ком,
Заслышав голос в мелодии ветра.
Лето подходит к концу, нервы. Чудится.
В лицах пустых окон она видит только ее -
Тихую и пустую улицу.
Водятся здесь полудикие кошки и птицы,
Еще насекомые.
Своры собак давно убежали в леса.
Странно, опять ей будто бы слышатся голоса,
Но нет, это просто мурлыки знакомые делят добычу.
Тихо ступает босая нога по остаткам асфальта, по мягкой траве,
Снаружи звучат голоса птичьи,
В голове звенит пустота.
Пусто. И дико. Как-то так.
Петра, ее так звали, давно,
Когда еще были мак дональдсы и кино,
И тысячи тысяч шумели и тут и там,
Шагает уверенно, есть еще те места,
Где можно набрать консервов и сигарет.
Все остальное давно уж свели на нет
Мыши и крысы, и прочие грызуны.
Петра идет, королева своей страны,
Сказочных полуразрушенных замков,
Зелёных стен.
Страшно покинуть их, страшно и насовсем
Здесь остаться.
Листья шуршат, песок шуршит,
Под ногами осколки мрамора и гранит,
Вокруг - роща.
На зубах скрипит память:
Тут была... площадь?
Фонтаны, брызги, визги и беготня.
Где-то здесь кто-то ведь ждал
- Меня?
Слово произнесенное мечется между стен,
Тяжелее камня падает на гранит,
Ранит.
Толща событий, лиц и имен,
Как воды толща,
Давит на плечи,
Дальше она бредет молча.
Вечер,
Петра заходит в подъезд: нет двери, есть плющ,
Выщербленные ступени привычно кусают ноги.
Остов цивилизации немощен, но колюч.
С громким мяуканьем к ней ото всюду сбегаются местные боги,
"Вас покормлю потом", - шепчет она и заносит консервы в дом -
Маленькую квартиру под самой крышей,
Древний седой инстинкт повелел ей гнездиться выше.
Первым делом закат, остальное - тлен,
Главное ведь расставить приоритеты.
Петра хохочет, вытащив сигареты, курит.
Смех дико звучит, отталкиваясь от стен,
Скачет по комнате.
Не отводя глаза, смотрит на солнце.
Солнце ныряет за кромку крыш и завтра опять вернется.
Скорее всего.
Курит еще немного, разводит огонь, идет кормить кошек,
Гладит их, чешет, но в дом не запустит ни одного
Пушистого комочка.
- Так уж заведено, живу здесь одна. Точка.
Петра, ее так звали, когда ещё было кому называть,
Ложится ничком на застланную кровать,
Тени, отбрасываемые костром, ведут хоровод вдоль стен,
Петра водит пальцем, касаясь их, ей совсем не хочется засыпать