можно расти на породистом камне.
здесь высоту набирает - нью-йорк.
многоэтажный зеркальный сеньор
нежится в утренней солнечной ванне,
в каждом квадрате - златое лицо.
можно гранатовым камнем ютиться
в брючном кармане и думать о том,
как заглянуть неожиданно в дом.
к чёрту разбитые окна и птичьи -
крики из лакомых уст с леденцом.
можно не думать, не видеть изъяна
в розовой туче над крышами в бронкс.
каменно слушать мелодию бьорк,
громко звучащую в сквере стеклянном,
в струях фонтана и где-то ещё...
можно запрыгнуть в спортивную бутсу,
острым ребром деформировать ход.
жизнь потечёт по-другому и тот,
кто не рассердится на лилипута,
будет в конце марафона прощён.
можно молчать и бездействовать в устье,
долго смотреть на мерцающий сон.
с памятной тенью играет гудзон:
сильная женщина с картой натальной*,
твёрдо стоящая на пьедестале,
чудится танковой пушкой - марусей...
чёрная баба молчит до сих пор,
целится дулом в бутылочный порт...
*Натальная карта – скрижаль с надписью: «4 июля 1776 года».