Я буду говорить на языке
Вам непонятном, други, до рассвета,
Не с тем, чтоб афишировать в тоске
Моей судьбы тревожные приметы.
Не с тем, чтобы сказав на чистоту,
Пугать воображение прохожих,
Но с главной целью - пересечь черту, -
Незримый контур вечности под кожей;
Тот, что «душой» романтики зовут,
Душой, чья плоть от нашей отделима;
Будь ты в лесу замёрзший алеут,
Будь ты предавший Рим патриций Рима.
Душа неуловима, но как твердь,
Как к центру притяжение земное
Влечёт к себе Творцом, в котором смерть -
Иголка с оконечностью покоя...
Я буду говорить! Который час-
Не важен говорящему с богами;
Как за пластом абстракций новый пласт,-
Готов я смыслы рвать сейчас зубами.
Но зубы здесь - не зубы, а стихи...,
(Эх, кабы настоящие, с предметом
Тоски моей я сблизить мог, клыки
Сомкнулись бы, поверь, и... - всё на этом!
Я был бы счастлив? Нет; я был бы прост,
Я был бы мудр, хотя и не обучен,
Я шёл бы как избранник, в полный рост,
Не сторонясь всеведенья излучин)...
Я буду говорить! Я стану слов
Вязать вязанки тоннами, покуда
Моей глубинной сути тайный кров
Мой внутренний наследует Иуда
(Он тоже суть - метафора, но он
Живой прообраз истинной измены)...
Измена! Человек был осквернён
Изменой с самой первой Счастья сцены,
Когда в раю, съев яблоко, Адам
На Еве обесславил свой лингам...
Да, грешен мой язык!... Прости меня,
О, Господи, ты видишь, я ничтожен;
Нет подо мной крылатого коня,
Былинный меч не выхвачен из ножен.
Когда б я был блажен как Августин,
Но мне ли с ним тягаться? Я по следу
Ушедших до меня иду один,
Подверженный, как все, иллюзий бреду.
И Ты, мой Бог, и Ты - одна из них!,
Заранее прошу о снисхожденьи,
Ты - иллюзорен, я - несчастный псих,
Мы - парадоксы мира сотворенья....
Вот так, ища согласия с душой,
Такой чужой у смертного порога,
Ум, не найдя ответа, тролит Бога;
И занят откровенной чепухой.