Ангел приходит к полудню, босые ноги переставляет по мрамору как живые, улицы знойные меряет он шагами, белого шёлка одежд не пятная тенью. Чуть приглушая для взоров своё свеченье, крылья волочит тяжёлые, словно парус, входит под крышу обычного с виду дома, будто бы рыцарь к принцессе в волшебной башне.
Девочка жмётся в углу, рассыпая нитки, мёдом тягучим капает воск на платье, в доме так тихо, что кажется, будто можно времени тёплый бок ощутить руками. Кожа у ней чиста, как прохладный камень, сонная нежность таится в её движеньях, здесь незнакомец, и надо визжать погромче, только вот ей почему-то совсем не страшно.
Ангел заходит в комнаты еле слышно, нимбом почти задевает косяк над дверью, мысленно речь повторяет, чтоб сбиться снова, узкой ладонью смахнув бисеринки пота. Он иногда ненавидит свою работу - здесь же сидит малышка, совсем ребёнок, и для чего ей в жизни такие муки, хоть бы старик передумал, нашёл причину.
Девочка вдруг закрывает глаза и видит след от копья на застывшем красивом теле, видит кресты и высокое злое солнце, ветви терновника в скрюченных римских лапах. Этот мужчина здесь - не позвать ли папу, он ему крылья быстро пообломает, нечего в дом чужой заходить без спроса, будь ты хоть трижды светящийся, как лучина.
Ангел молчит и думает, что же делать, может, ему поздороваться для начала, может, сказать ей, откуда берутся дети, вряд ли она об этом, бедняга, знает. Он выдыхает и крылья несёт, как знамя, было бы сердце - сейчас бы оно стучало, воздух дрожит от жары, и дрожат запястья, он замирает, мосты за собой сжигая.
Девочка смотрит мудро и чуть устало, птичьим тревожным зовом стрекочет прялка.
Ангел стоит и думает: «Как же жалко,
Господи боже, ну как же ужасно жалко».
Молвит: «Мария,
Весть для тебя. Благая».
Иллюстрация - Данте Габриэль Россетти, «Благовещение» (1850)