Тростенец

Готфрид Груфт Де Кадавр
Металлическим тернием
стянуты деревья,
смолой истекают,
в останках домов приют,
возделываем свою землю
для кормления своих убийц,
убивающий может
смотреть в лицо убиваемому.
Солнце идёт,
озирает,
видит,
такое же, как было,
такое же, как будет,
тепло света поровну.
В кровавом саване,
воспалённые складки,
на ветрах терзания
развевающемся,
комья земли из могилы,
холодные комья,
непереносимые комья,
немые пальцы,
чужие пальцы,
чужие руки,
чужой,
осталось только ледяное содрогание
неровными ступенями сошествия во тьму,
непереносимого сошествия во тьму,
сопровождает смерть,
но не касается,
послушна смерть.
У края могилы живые, нагие,
оставившие всё,
опадают мёртвые,
безымянные тела,
и тела, и тела, и тела
смерзаются, ища последнее тепло,
в единое тело.
Тень своя тяжкая ноша,
в корыта животов обильно нальётся,
в плошки щёк обильно нальётся,
большие глаза, как у младенцев,
полных страха непознанного мира,
полны страха познанного мира.
В лодочках детских ладоней кровь за воду,
своя кровь за воду, чтобы плыть.
Мир для новорождённых –
лишь холод и собственный крик,
чёрные косточки среди золы не найти.
Солнце идёт,
озирает,
видит,
такое же, как было,
такое же, как будет,
тепло света поровну.
Студёная грязь покрывает ноги,
и земля повторяет:
“имеешь часть со мною”.
Комья земли из могилы,
холодные комья,
непереносимые комья.
Приводят шумных, и они грозят:
не смей касаться, смерть,
молят:
смерть, не касайся нас,
видят,
что расстилают постель,
готовят ко сну
для уставших детей.
Словам нет места.
У края тьмы живые, нагие,
оставившие всё,
опадают мёртвые,
безымянные тела,
и тела, и тела, и тела
в материнских объятиях смерти
упокоенные,
в гробу корней,
окаймлённом бахромой угрюмого раменья.
Комья тел из могилы,
холодные комья тел из могилы,
приводят шумных,
и они ложатся мёртвые к мёртвым в огонь.
Вечерняя заря
перетекает
в утреннюю зарю неотличимо
через непрестанно сгорающее тело.
Пятится испуганно лес.
Цветы.
Здесь никогда не росли цветы,
проходящий, сорви,
много ещё будет цветов,
и положи в лесах,
где бы ни оставил,
там есть пепел.