в этом тексте не будет ни птицы и ни собаки,
ни даже завалящегося какого-нибудь кота.
на зимнюю улицу входит всеобщий звериный батя,
целует её в белые щёки, в сахарные уста.
она, промёрзшая до кишок, лежит себе и не ропщет,
редкие пешеходы бредут, мобилы сосредоточенно теребя.
у этого зверя - шрам на нижней губе, заметный только на ощупь.
такой же, как у тебя.
-
представь, что нынче я пришла к тебе
с кулёчком мандаринов из ашана.
звериный бог в окне повёл ушами
и лампа заморгала на столбе.
а ты скорей разматываешь шарф.
неловко я кулёк из рук роняю.
пришельцы с юга тут же оживают,
под стулья скачут, катятся под шкаф.
и видит бог: нас в этом мире нет.
стоят мои ботинки в луже талой,
в бутылке лист увядший пятипалый,
неслышно о стекло скребётся снег.
об этом знает только он один -
куда на время исчезают двое.
покачивает бог луной-серьгою
и за щекой катает мандарин.
-
нынешнему декабрю похвастаться вроде и нечем...
разве что фотоснимками снега, летящего в жёлтом свету.
если задрать лицо - кажется, будто движется свет навстречу,
на глаза колюче ложится, сладко тает во рту.
он появляется из ниоткуда, из недр вселенной.
люди вечно хотят лета, почти никто тут зиму не ждёт.
вселенная помнит об этом, перегрызает вены,
и, кровь её, вытекая, превращается в серый лёд.
люди ходят по льду, падают, ломая ноги и шеи,
но бывает - встают на лыжи или коньки, едут за ветром вслед.
время идёт, декабриная шкура всё больше седеет и хорошеет.
шепчет снег о своей неземной печали и не ждёт ничего в ответ.