Как сладок их осенний аромат.
Их носят и сжигают полным ходом.
Полдня ты плыл буксирным пароходом -
побыть с самим собой вдали от дома.
Не стоит всё простое отдавать
за сложные пространства. Ты оторван,
и в спешке так ни с кем и не прощался,
поэтому ты ищешь автомат -
звонить своим соседям по площадке:
"Ключи лежат под ковриком, а дверь -
немного от себя. Сейчас - в Тарусе!"
Полить цветы и вынести твой мусор,
они, пожалуй, могут без указки.
Ты врал им - столько помнишь: так ответь,
что было б на порядок безопасней
хранить ключи у них и не звонить им.
Как быстро ты оправился от бед.
Судьба всегда казалась незавидной.
Синицы зазвенели. Этот звон
страшнее и значительней, чем прежде.
Пахучесть умирающей черешни
въедается в просоленную кожу.
Тосклива череда нагонных волн,
а луг что вдалеке - неровно скошен.
Когда ещё подышишь той прохладой,
которая выталкивает вон,
но ты с ней пререкаешься: не надо!
Вдали сгребают листья: их - гора.
Все женщины - в тулупах и в косынках.
Большое одиночество косится
на ряд неповторимых сожалений.
Ты глушишь полусладкое "с горла;"
и с болью вспоминаешь схожий вечер,
где та, что ты любил, стоит в штормовке:
"Они и так прекрасно догорят.
Пойдём пить чай! Насмотришься. Что мокнуть?"