Стою я у кассы, и чек проверяю,
Всегда нужно чек проверять.
Всё в чеке красиво, но я же ведь знаю
Надули, надули опять.
Чуть тут придавили, чуть тут подкрутили,
На стольник стал чек тяжелей,
Про скидку собаки, конечно забыли,
Ещё тридцать пять им рублей.
И так понемногу, и так по копейке,
На двести, надули зараз….
А жаба кассирша сидит на скамейке,
С меня, не сводя своих глаз.
Не зря же резину она так тянула,
Мой чек в её кассе застрял,
Надеясь, уйду я…. Дрожит её скула,
И белый весь face её стал.
Как липку кассирша меня обобрала:
Я взял лишь пакет молока,
Две булочки, хлеба, конфеты и сало.
И вот я уже без рубля.
- Что это за цены? Там в зале другие. -
Кричу я, не помня себя
Лепечет кассирша - Сменить их забыли. -
Не видит обсчёта она.
- Где скидки? Где скидки? – ищу правду снова.
Надеясь вернуть хоть чуть-чуть.
- Закончились акции. –
Здесь ждать другого?
Кругом беспросветная жуть.
Тогда я кассирше всей правдой по морде,
Про грёбанный их магазин:
Про сервис, просрочку в одном всё аккорде,
И ряд ещё сочных картин.
Ещё ей добавил, что в зале воняет,
Что прыщ у неё на носу,
Мужик, что её, ей с другой изменяет,
И видел я их всех в гробу….
- Охрана! Охрана! – орёт как сирена
Кассирша, разинув свой рот,
Как будто горчицы кило она съела
И жжёт она пламенем, жжёт.
Вращаются знаки, да как-то всё мимо,
На карточке нет ни рубля.
А тут эта жаба, сейчас обдурила…,
Охраной пугает меня.
- Чтоб ты подавилась! Зараза косая! -
В сердцах ей и быстро за дверь.
Чекушка в кармане лежит дармовая,
В расчёте я с жабой теперь.
Куда не заглянешь, везде обсчитают,
Везде за прилавком жульё,
Садил за решётку когда-то их Сталин,
Любили за это его.
А нынче мошенники так обнаглели,
Их в дверь, они тут же в окно.
Жаль, Сталина нет, в миг бы все присмирели.
А водка в чекушке дерьмо!