Меня свела к позорному столбу,
Для всех оставшись чистой, безупречной.
На смех и слезы – горькое табу,
Наложенное бессердечно.
Стою, безмолвствуя, и день и ночь,
Вокруг толпа снует напропалую.
И не спешит несчастному помочь,
Клеймя огулом и вслепую.
А солнце, как и сотни лет назад,
Светло всплывает над бездушным миром,
Щедроты разливая наугад
Палящей лавой и пунктиром.
Свершилось все, как в безымянном сне.
Я принимаю кару безответно,
Смирившись с тем, что обещаешь мне
Прощение вины – посмертно.
Не важно, что давным-давно иссох.
И загрубел дебелыми костями.
Но мой протяжный, жутко горький вздох
Глубок безумными страстями.
И наважденье – женская рука
Дает воды мне под палящим сводом,
Несчастного жалея старика,
Как Эсмеральдо - Квазимодо.
Но чутким сердцем слышу, это ты
Пришла ко мне в пылу противоречий,-
По зову чисто женской доброты
Свершила подвиг человечий.