Слово в названии "интернационалиста" взято в кавычки, но при сохранении текста кавычки не воспроизводятся.
Пока крепко спали боги, спали НАТО и ООН,
в ночь подняли по тревоге наш десантный батальон.
Нам напомнили о праве угнетенным помогать:
надо в братской, мол, державе негодяев поприжать.
На меня комбат ругался – был в политике я слаб.
Зря вдолбить в меня старался, будто турок не араб.
Обстоятельно, толково вел занятия со мной.
«Ты, - внушал, - сначала словом, а потом уже стрельбой».
Но усваивал я туго, чей Дамаск, а чей Ханой,
говорил о друге сухо из страны почти родной:
«Друг чего-то там гундосит – не понять, не разобрать,
а потом гранату бросит или примется стрелять».
В остальном я добрый воин, одним словом – молодца.
На отлично курс освоил современного бойца.
Мне приказ отдайте «к бою», посадите на броню,
я всех с легкою душою на котлеты порублю.
Братьев щупать автоматом командир нам не велит,
а у брата под халатом подозрительно звенит.
Брат глядит, как черт из ада, нос – как пароходный киль.
Точно где-нибудь припрятал, лиходей, джихад-мобиль.
Но сержант Серега Громов в чине выше моего,
политически подкован и стратег был – ого-го.
Он мечтал служить в генштабе, потому от «А» до «Я»
соблюдал в полном масштабе все решения Кремля.
На меня сержант зверюгой рыкнул:: «Смирно, рядовой!
Что ты буром прешь на друга? Он же, дурень, в доску свой.
Автоматом тычешь в рожу, разошелся, как бандит...»
Друг метнул в сержанта ножик, и сержант с тех пор молчит.
Жаль, приказ связал мне руки, а не то б давил, как вшей,
по военной бы науке подозрительных друзей.
Ходят задними дворами, растворяются к утру,
днем они до гроба с нами, ну а ночью - с ЦРУ.
Я давно уж на гражданке, в прошлом все, живу «на ять»,
но в снах пешим и на танке продолжаю воевать.
Стоит лечь – приходят бесы. Снова вижу их, чертей:
друзья-братья так и лезут, так и прут из всех щелей.
Водки хлебану немного, станет легче, все путем.
И, поставив свечку Богу, вновь засну спокойным сном.
Не герой-орденоносец, зато жив, тому и рад,
ну а Бог, надеюсь, спросит с тех, кто в бойне виноват.
Сам я выжил, не загнулся, клясть судьбину не могу.
А сержант домой вернулся при медале, но в гробу.
Не сочтите за злорадство, только я уверен в том,
что погиб он не за братство – за нефтянку и Газпром.