А насилие красиво
на чернеющем ветру.
Скипидарa льет по пьяни.
Бог вонзил иглу.
Не увяз
лишь последний гнилой гигабайт,
что не знал для чего мы играем
и скора его суть, понимаем.
Под уклон
покатился последний рулон,
и пролился простой самогон,
зная суть твою, в мутном стакане без мер.
Все что было, просто было,
густо пахло на ветру.
Не накажет покаянье
всю любовь твою.
Падал свет
и валил за собой табурет,
и не знал, что последний куплет
попет. От слез звоны монет.
И давно
не находит в любви ничего,
голос был, но другой, незнаком
супостатами насилия без вер.
А насилие красиво.
Пряди вьются на ветру.
В ветра кислороду дани.
Я тебя люблю.
И до того, как смеркнет свет,
забыв, что на беду
не кончится поток легенд...
На, лови звезду.
Нас не касаются люди без цели,
много потребуй кораблей рейду,
много гнева, такого гвалта,
окрашенный медью,
упаянный плетью,
не надо ответа монетой из сейфа,
слезами помечен, губами отвечен,
я пью и губами ты сечен.
Поникли деревья
от силы насевшей.
Нам пора, французский немец,
ты как любви внемлешь?
Я хочу быть нежная, но боюсь, что мне не ответят,
а если ответ, то неправильный, в силе рефлекса,
сердца пол вдрызг о мол,
еще накатами и психопатами
таких же разъяренных как мы волн.
На разрыв аорты,
но ложь не кормит пожар,
мы в ответе
за то, что с нами. И зимой, и летом
я хочу растаять под тобой, быть мельче,
зависать, мой школьный директор, брызги молекул, ты кидаешься на меня как океан. Умение.
Атакуешь как зверь, что пасть не кажет,
а воет глухо между скул
катает воду, квасит,
пока она не зацветет, гниет,
такую, что со временем плюют.