Ах, зачем, ах, зачем узелки мы на память завязываем?
Всё куда-то спешим и всё время куда-то опаздываем.
Мы живём как во сне, от которого нам не очнуться,
И уходим во тьму, чтоб уже никогда не вернуться.
В полутёмном кафе мы сидим над недопитой кружкою,
Кто с тоской тэт-а-тэт, кто с почти незнакомой подружкою.
Разошлись музыканты, и нам бы пора, да не хочется –
За окном моросит ледяное, как ртуть, одиночество.
Скоро выключат свет – нас попросят из этого рая.
И до сумерек синих музыка под крышкой рояля
Затаится. Мы в утренней мгле, кто куда, разбредёмся,
Заплатив по счетам, мы с судьбой навсегда разочтёмся.
Сквозь холодную взвесь пробивается солнце неярко.
В коммуналки в бреду разбредутся питомцы Ремарка,
Беззаботны – а что им все ваши дела и заботы? –
В сторожах д’Артаньяны, в психушках, мой друг, Дон-Кихоты!
Бред их солнцем пропах, чифирём, табаком и полынью,
Щеголяют они то стихом, то вульгарной латынью,
И по кухням своим всё читают Сапфо и Катулла,
Лишь вода и вино… и пирует Лукулл у Лукулла.
Об осколки эпохи их души изрезаны в клочья,
Не дышать им, не жить – что поделать, повадка не волчья.
Вымирающий вид, в никуда уходящее племя
Над разверстою бездной, где щёлкает челюстью Время.