В изгнании, в Михайловском, в плену

Любовь Сушко
В изгнании, в Михайловском, в плену
У музы, а не жизни он томился,
И перстень доставал,  ее одну
Хотел обнять, заснуть и раствориться
В поэме  не написанной в тот час,
 Когда  о жизни думать было поздно,
И их сердца в пустыне той стучат,
Нет никого и небо многозвездно.

Изнание спасает от страстей,
Уведших в проспасть воинов крылатых,
Как это важно, жить там без затей,
И верить в то, что меч вернут обратно.
Бунт беспощаден, грозный Пугачев
Все доказал когда-то  в час расплаты,
И на поляне призрачный костер,
Среди русалок  снова конь крылатый

Его уносит на Парнас, в тиши
Онегина дописанные главы,
А ты пиши и значит ты дыши,
О страсти, о любви, о самом главном.
Грустит Евгений, бунт и мрак кляня,
Князь Петр ничего  теперь не пишет.
Среди полей крылатого коня
Поймать и подниматься, выше, выше.

Как хорошо в Михайловском грустить,
И ждать вестей, не получив ответа,
И светлый локон и иной мотив
Вдруг проступает в тишине с рассветом.
Вся ночь без сна и утром канитель,
Радение о дыме и о доме,
А за окошком август, не апрель,
Все это так прекрасно, так знакомо