Сны последние - без сновидений, и первые тоже.
Колебания ауры, вихри галактик, и боль -
Всё затмившая боль - безобидность мурашек на коже.
Может быть, так живущих от снов заслоняем собой…
В промежутке - кошмары, похмельная дрёма, и грёзы,
Пара вещих, обидно-мгновенно сходящих на нет:
Просыпаясь в тревоге, отрывочно помним вопросы,
Но утрачены коды ответов - их место во сне.
С снах становимся Маугли, жжёной шерхановой шкурой,
Стрекозой над ручьём, и рекой, облечённой в слова;
И драконом, и рыцарем; лютней в мешке трубадура;
Стёртым посохом мага, и магом, забывшим, как звать.
В снах зовут нас, и плачут, и молят, надеясь на милость.
Совесть - как почти божья ответственность, плющит и гнёт.
- Нет! Зевнуть, потянуться… Душ… Кофе… Приснилось!
Облекаемся сталью реальности, словно бронёй.
Но броня разъедается солью-слезьми, кровью, по'том.
Предпоследний приходит - запомни! - без узды и оков…
А последнего ждать для кого-то мновенье, а кто-то
Ждёт полжизни, и всё, что хотел бы: поведать, каков
Золотой снегопад, тяжелящий покоем ресницы,
Овевающий сладостью губы, а душу теплом -
Дар бескрайнего неба.
А в небе волшебная птица
Чистит пыльные звёзды своим бирюзовым крылом.