Вновь меня осыпает душистой пыльцой
колокольчик степной синеглазый,
вновь ко мне жеребёнок примчался рысцой,
ножки тонкие глиной измазав.
И мелькает в моём запотевшем окне
август, как он уходит притихший;
острым чую чутьём, может быть и вдвойне –
в этом времени волки не рыщут.
Дни идут чередой и всего – через край:
взору видеть печаль неугодно.
А на белых камнях замирает журавль, –
это жизнь. Это – белые воды.
Птица не улетит. Но гудят поезда –
возвращаться не будут иначе.
Лето снова уходит, так будет всегда,
и душа не заходится в плаче.
Солнце можно схватить как зазубренный лист
и обжечься багрянцем неровным.
Заплутаю в дороге, поднявшейся ввысь,
заблужусь снова в роще кленовой.