ЮРГЕЛЬ Н. В. ДИСК. СТИХОТВОРЕНИЯ.
М. : ИЗДАТЕЛЬСТВО «У НИКИТСКИХ ВОРОТ», 2019. – 144 С.
Прославляющий жизнь
Николай Юргель, бесспорно, близок к симво- листскому поэтическому мироощущению. При том в той его части, где образная дисци-
плина превыше всего. Его книга «Диск» – это целая феерия символов на фоне традиционной русской поэтики.
Рассмотрим одно из четверостиший книги:
Глухо колокол звучит
В небесах, за облаками.
Мне казалось, счастье спит,
А оно давно не с нами...
Сколько здесь зашифровано символов! Обычный колокол превращается в мистический набат, а счастье в субстанцию, способную спать, равно как и пробуждаться. Простые, вроде, образы, но как интересно подсвечены, как бережно и оригинально завёрнуты в символы. Это индивидуальный почерк Николая Юргеля, и он явно обладает «лица не общим выраженьем».
Весь символизм Юргеля, вся вселенная его стихов – исконно русское явление. Он не ставит перед собой искусственных целей, в каждом стихотворении он доносит до читателя своё состояние, умело выбирая градус напряжения:
Русские дороги
Полынь и пыль,
Запах русских Дорог...
Пепел и гарь,
Запах бед и Тревог...
О жизни этой
Не знаю толком,
Дорогой к Богу
Иду проселком.
Поначалу складывается впечатление, что вязь строки вот-вот оборвётся, но этого не происходит, и слова встают только на им предпосланные места. Николай Юргель большой мастер в работе со словом. Он ставит его выше рифмы и выше ритма. В основе его поисков – слово как таковое, единственно точное, наполненное символом и стремящееся этот символ раскрыть, расшифровать в себе без натяжек и надуманностей.
Основа его поэтического синтаксиса песенная. Но мелодика пре- ломляется прихотливо. Это не океан звуков, но ломаная линия, где существует свой паузник, своя логика акцентов и своё неповторимое очарование ритмических перепадов.
Русская Сила
Ветер жесткий в лицо...
Холодный Борей.
ПАРУС белый – Андреевский стяг!
В новый Век, Русь моя,
Летишь средь гор, Лесов и морей...
Наша армия –
Воли стальной кулак!
Тут слышатся уже не широкая напевность строки, идущая от Кольцова и Никитина к Есенину, а «музыка революции», в которой погру- жались со сладостным самозабвением, тонули и Блок, и Маяковский, и много кто ещё. Юргель учитывает опыт предшественников. Чувство корневого патриотизма позволяет ему легко погружаться в ритмические соблазны, и так же легко вновь всплывать на поверхность конечной гармонии. В некоторых стихах он походит на участника ралли, безупречно преодолевающего смысловые и темповые пово- роты. Он намеренно закручивает слова в круговорот, чтобы выйти из него, с одной стороны, очищенным от суеты и скверны житейской, а с другой стороны – несущим свет поэзии к читателям всех вкусов и социальных групп.
Ветер и шахматы
Ветер клёном стучит в стекло,
Ветер знает, где он, где ты...
Я люблю тебя все равно,
Ты сыграй со мной в шахматы!
И моложе он, и смешней,
Подарил тебе солнца миг. Только жизнь твоя подлинней...
Ветер страсти моей не стих...
А теперь получай мой ход:
Ни звонков, ни писем не жди.
Белым снегом метель заметёт
В моей жизни твои пути...
Ещё одно свойство поэзии Николая Юргеля – это существование в зоне интереса любого человека, как поэтомана, так и того, кто от- крыл стихотворный текст случайно и впервые. Поэт умеет выбирать не только тему, но и находить правильный тон в разговоре о самом сокровенном.
В небе золотом, осеннем,
На закате дня
Показалась в облаке
Мамонька моя.
Нежно улыбнулась,
Строгие глаза...
И холодным дождиком
Пролилась слеза.
Видно, что эти строки выстраданы. И рифмовка, то появляющаяся, то исчезающая, тоже своеобразно символична. Ведь утрата близких при всей её неизбежности – это всегда борьба с собой: с одной сто- роны, надо дальше жить, с другой – с болью справиться до конца невозможно. Двойственность в построении тут вполне логична и закономерна. Она служит творческому единству. Разве это может оставить равнодушным?
Николай Юргель из тех литераторов, кто не считает солипсизм закономерным и едва ли не обязательным для построения поэтиче- ской личности. Он не только скромен, сосредоточен, напрочь лишён желания эпатировать публику, но и не мыслит своего развития без постоянного соотнесения с иными творческими личностями. В книге много посвящений. И это не придаёт стихам прикладной характер, а делает их более конкретными, обозначает объекты для божественного диалога. Николай Юргель, как я полагаю, никогда ни на ни секунду не усомнился в чудодейственной силе искусства. Потому и собесед- ников он выбирает не только знакомых, близких, родных по духу, но и весьма экзотических для отечественной стихотворной традиции. Вот стихи, имеющие посвящение Шопенгауэру:
Быть счастливым
Унынье в сторону
И страхов плесень.
Ни стар ни молод –
С букетом песен!
Богат ли, беден –
Да все равно! Здоров и весел...
И... жизнь – вино!
Казалось бы, при чём тут Шопенгауэр? Но, вчитавшись, понимаешь, что это своего рода вызов, противопоставление живого человека усложнённым суждениям о нём.
Выбор поэта Юргеля однозначен. И в этом стихотворении, и во всей книге «Диск».
Это выбор глубоко гуманистический. Он основан на вере в чело- века, который в такой великой стране с такой героической историей просто не имеет права быть неблагородным, недобрым, несостра- дающим и не прославляющим жизнь:
Несется мимо жизнь, И страсти и мечты В нас затухают... Есть дивный миг,
И тот его узнает, Кто Дух своей судьбы Постиг в законах Вечной красоты.
Но ты опять Останешься один, Идущий к Свету Паладин...
Максим Замшев Главный редактор «Литературной газеты», Председатель МГО Союза писателей России, Член Совета при Президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека