Бабочка августа в лунном сачке
бьётся, теряя пыльцу ярких крыльев.
Дом мой и сад утонули в зрачке
Ночи-колдуньи, и в сказку поплыли.
Ночи не хочется с нами стареть,
звёзды терять, удлиняться и блёкнуть,
шаркать, шуршать, шелестеть, фонареть,
и отраженье своё видеть в окнах.
сыплет сверчка серебристую трель,
к яблочкам райским в летнее зельице,
звёзды ведром носит ей журавель…
Сварит и выпьет, ни с кем не поделится.
***
Грассирует, грустя сверчок,
и голосом робеет.
Отсох для пиджачка крючок
на вешалке пырея.
Ещё вчера гудела степь:
кобылки и парады.
О жизни вышли поскрипеть
две старые цикады…
Ночь, вглядываясь в мураву
цыганскими очами,
сулит цветы, нектар, халву
сверчкам со скрипачами.
Пригоршню бабочек в живот,
окуклившихся бросила,
но где-то бродит кукловод
со звёздной папиросиной;
роняет он её в траву –
искрится светляками.
А по речному рукаву
затейно, стебельками
дорожку вышила Луна,
и манит светлоликая.
Кузнечик мается без сна:
– Уж, ладно! Попиликаю!..
***
Мечтает сверчок стать Гагариным…
Искрится и флейтится ночь.
Разлёгся на облаке барином
привратник; закончился скотч,
и сыплются звёзды-оторвыши
земных светлячков зажигать,
со шляпы рогатого сторожа
срываясь, несутся в луга.
Для ночи паучьей покрутою
опять связан лунный сачок,
украшены травы батутами.
Мечтай же смелее, сверчок!..
***
В оркестровой яме ночи в шелестящих листьях-нотных,
си-бемолили свирели, распевался хор цикад.
Скарабеи-контролёры, улыбаясь косорото,
раздавали всем лорнеты, всем входящим в палисад.
На закрытие сезона пригласили бабу-Осень;
опоздала на полночи и, войдя, сказала: «Цыц!»
И затихли перед нею; вид был грозно-венценосен,
как вступавших во владенья повелительниц-цариц.
Вытрясал из сада ветер: сливы, яблоки и трели,
дождь послушно мыл дорожки и гремел своим ведром.
Всем царица приказала голоса сдать и свирели,
и немедленно заняться золочением хоро’м.
Собирая чемоданы, Лето плачется Туману.
Он, попыхивая трубкой, вьёт для бабочек сачок;
будет сетка хитро-рваной,
а на дне его кармана
акапельно сентябряцать репетирует сверчок.