Она была так влюблена,
Что он кричал порой: «Мне душно!»
Он предпочёл бы, чтоб она
Была немножко равнодушной.
Он не хотел жить каждый час
Как будто в сказочной балладе.
Он не хотел покорных глаз,
Что так молили о пощаде.
Он не хотел забыть себя
И все «гусарские» утехи
И чтоб она, вот так любя,
Ему прощала все огрехи.
Он не хотел, чтоб по губам
Она слова его читала.
Он не хотел, чтоб по пятам
За ним душа её ступала.
Он не хотел, чтоб за окном
Сияла радуга, как в детстве.
Он не хотел быть королём
Её простого королевства.
И он ушёл – не навсегда,
А с тем, чтоб позже возвратиться,
Ведь утекает лишь вода,
А чувство вряд ли испарится.
И он скитался двадцать лет
И видел женщин самых разных,
И оставался тет-а-тет,
И им дарил беспечный праздник.
Но что ж такое! – все они
Немножко были равнодушны,
А он не мог их обвинить,
Лишь молча плакал: «Как мне душно!»
Он понял где-то в пятьдесят,
Что лишь она его любила,
И он отправился назад
(Маршрутка всё ещё ходила).
Она ему открыла дверь,
Как будто он ушёл лишь утром.
Ему любовь нужна теперь,
А не простая камасутра.
«Простишь меня?» – «Конечно да!
Входи, обед ещё горячий...
И оставайся навсегда!» –
Она шепнула, чуть не плача.
Он промолчал и весь поник,
Теряя дух и даже разум,
Ведь в этот миг – светлейший миг –
Он был сполна за всё наказан.
Он повернулся, чтоб сбежать
Опять, конечно, лет на двадцать
И вновь красоток прижимать
К себе и с ними целоваться,
Ведь им, пожалуй, всё равно,
Кому отдать наполовину
Всё то, что отдано давно
Другому – давнему – мужчине.
И вот он вновь хотел за дверь
Шмыгнуть, но дверь не открывалась.
«Ты не уйдёшь, ты мой теперь!
Ты всё, что в мире мне осталось!»
И он тогда её к себе
Прижал и плакал что есть мочи,
А на столе стоял обед
И остывал до самой ночи.