Смятенный ветер звенит у ног,
до самых ворот прохлада.
Притихни, трехглавый цепной щенок,
рычать на меня не надо.
Глядишь с презрением и тоской.
Калитка гудит литая.
Ты думаешь, ты тут один такой?
Работы на всех хватает.
Ах, эта очередь неспроста, толпа до ворот – от пирса.
Сосед твой, лодочник, так устал, что как бы не утопился…
И память тут. И забвенье – тут.
И щерится пёс потешный.
Но там, за вратами, куда идут -
безветренно, безмятежно,
ни вдохновенья, ни суеты.
Идут, тяжело, неспешно,
и те, чьи помыслы нечисты,
и те, чьи мечты безгрешны,
соединяющей берега ватагою бестолковой.
Одни, оставив свои луга, другие – свои оковы.
Неспешно тянется череда.
Ни выплакать, ни взмолиться.
Но я совсем не хочу туда -
я просто смотрю на лица:
о, эти зырки пустых зрачков,
их отзвук - в гортани комом:
поток возлюбленных, чужаков,
безвестных, полузнакомых…
Потом рубцы заживут, сойдут, срастутся миры и бездны.
Останется свет, негасимый свет, немыслимый свет, небесный.