1
Тропой, известной многим караванам,
Воздев знамёна гордо над собой,
Идёт дозор, возглавленный Оанном,
Держа в столицу путь обратный свой.
О, как коварна эта тишина
Долин месопотамских. Опыт многих
Их чувства сторожил на той дороге,
Что к городу была устремлена,
Чьё имя – Ниневия. Там был новый
Семирамиды кров. Там ждёт её
Средь несказанной роскоши дворцовой
Другая жизнь. Призвание своё
Она поймёт лишь там, и лишь тогда,
Когда вкусит, как юная волчица
Вкушает кровь впервые, что сочится
Из жертвы, власти сладкого плода.
И как она, уже не в силах будет
Расстаться с хищной хваткою своей.
И в день, когда лишь боги, а не люди
Оставят покровительство над ней,
Она займёт осиротевший трон
Единовластной, мудрою царицей,
Расширив ассирийские границы,
И возродив великий Вавилон!
2
Так некогда прекрасную Пандору
Гефест веленьем Зевса сотворил.
И кудри ей заботливые оры
Украсили венцом, что взору мил.
Дарована была ей красота
Самою Афродитой. Одеяньем,
Подобным Гелиосову сиянью,
Палладою укрыта. А в уста
Гермес вложил ей сладость лжи и лести.
Богами одаренная, она
Была для страшной и жестокой мести
За дерзость Прометея создана.
И эта кара пала на людей,
Им ниспослав болезни и несчастья,
И бедствия, и прочие напасти.
Что ты наделал, о Эпиметей!
Зачем не внял ты уговорам брата
Олимповых даров не принимать?
Ужели малой показалась плата
Того, чью печень век орлу клевать?
И всяк из нас – поныне скорбный жнец
Тех самых бед, что вырваться успели,
Покинув, словно лоно колыбели,
В твоём дому, открытый ей ларец.
Не так же ль, как в легенде о Пандоре,
И эта дева, что сейчас в пути,
Была богами создана на горе
Живущим на земле? И, заплатив
Очередную дань своим богам,
Смиренность обретут они, и вскоре,
Сложив о новоявленной Пандоре
Легенду, бросят всё к её ногам.
Напрасна ль жертва, что, в горах Колхиды
Терзаема, прикована к скале?
И новый дар богов – Семирамида –
С печатью Афродиты на челе,
С дозором, возвращающимся в стан,
Где ждёт её Оаннова обитель,
Ступает, чтобы новый покровитель
Припал к её божественным устам.
3
Спускалась ночь и мраком накрывала
Долину Тигра. Вот уже костры
Своих огней в тот мрак вонзали жала.
И разбивали воины шатры.
Один из них был приготовлен им –
Оанну и Семирамиде юной,
Где этой многозвёздной ночью лунной,
Отдавшись чувствам и страстям своим,
Она блаженство таинства познает
В тот миг, когда сольются их тела.
И всю себя супругу отдавая,
Она в ту ночь с Оанном возлегла.
Пьянея от любви, закрыв глаза,
Вкушая сладость дивной ночи этой,
Семирамида, плоть и кровь Деркето,
Чиста доселе, как сама слеза,
Сбегающая по щеке ребёнка,
Простилась с милым детством навсегда.
Ещё вчера она была девчонка,
Смотревшая отцовские стада,
А ныне платит Гименею дань.
И сколь была прекрасна эта плата,
Столь не горька девичества утрата.
И всё же слёзы утирает длань.
«Ты плачешь? Что с тобой, Семирамида? –
Оанн заметил блеск в её очах. –
Ужели кроешь ты в слезах обиду?
Чем я могу унять твою печаль?
Вину свою, коль в том – моя вина,
Я искуплю, чем только пожелаешь!
Ужели что-то от меня скрываешь?
Скажи мне, чем же ты огорчена?»
В ответ она ему: «О нет, мой милый!
Как я могу печалиться тому,
Что не обманом взял меня, не силой,
А только по согласью моему?
Не знаю я причину слёз своих.
Быть может, от меня уходят с ними
И детство, и моё былое имя.
Не обращай внимания на них».
4
Вдруг женский крик, пронзительный и звонкий,
В ночи раздался, прогоняя хмель.
Так голосят в атаке амазонки –
Воительницы северных земель.
«Щиты наверх! – Скомандовал Оанн. –
Спиной – к шатрам! Держать коней!» – И сразу
Десятки стрел, не уловимых глазу,
Собой накрыли ассирийцев стан.
И в тот же миг, дозор их окружая,
И пешие, и конные, они,
Как будто стая хищников большая,
От голода бросаясь на огни,
Чтоб взятую добычу рвать в куски,
Ломая кости и вскрывая вены,
Подобно обезумевшим гиенам,
Которым кровь на жёлтые клыки
Уже легла, врывались с диким криком
В едва успевший пробудиться стан.
И падали, поднятые на пику,
И бездыханны оставались там.
Семирамиду охвативший страх
В клещах её держал, не отпуская.
Оанн успел ей крикнуть, выбегая:
«Останься здесь! Не покидай шатра!»
А там уже в одну смешались крови –
И этих дев, и воинов его.
Она держала нож наизготове
У бьющегося сердца своего,
Чтоб в нужный миг его остановить
Своей рукою, что сейчас дрожала,
И бронзовое кованное жало
В плоть юную уверенно вонзить.
Ещё сраженья не замолкли звуки,
Ещё не ясен был его исход,
И нож ещё не выпускают руки,
Держащие его на случай тот,
Когда от крови опьяневший враг
В шатёр ворвётся за своей добычей,
И, как тому велит его обычай,
Забрать её, как вдруг разверзся мрак,
И на мгновенье полог колыхнулся,
Впуская внутрь мерцание огней.
Увидела, как в этот миг метнулся
Снаружи кто-то под защиту к ней.
«О, боги мои, это ли мой час?
Я, выжившая волей Афродиты,
Теперь, как никогда, её защиты
Жду здесь. Ужели в этот раз
Заступница моя мне не поможет?
Но участи покорно ждать своей –
Спасения в том я не вижу тоже.
Чем дольше тишина, тем страх сильней».
И дальше криком: «Кто бы ни был ты,
В шатёр проникший мой, откройся взору!
С кем говорю я? С воином иль с вором,
Что рыщет под покровом темноты?»
«Убей меня! – В ответ промолвил кто-то. –
Убей меня! И жизнь мою возьми!
Пусть нож в твоей руке свою работу
Исполнит быстро. Только не томи! –
И голос этот показался ей
Столь неожиданным – он был негромким,
Как будто исходил из уст ребёнка! –
Чего ты ждёшь? Убей меня скорей!»
И страх Семирамиды удивленьем
Сменился. «Кто ты? – Молвила она. –
К чему твоё к погибели стремленье?
Неужто жизнь тебе не столь ценна?..»
«Не там спасенье ищешь ты своё! –
Внезапно крик Оанна оборвал их. –
Сегодня ты отправишься к Нергалу!
Там ждёт тебя пристанище твоё».
Закрыв проход своим могучим телом,
С мечом в руке, он был уже в шатре.
Горящим взором в темноту глядел он.
Как зверя, что скрывается в норе,
Искал того, кто проскользнул сюда,
Спасаясь от неумолимой смерти,
Что жернова свои снаружи вертит,
Пьянея от кровавого труда.
«Нет! Нет! – Семирамида прокричала. –
Довольно крови! Смерть уже сыта.
Взгляни! – Она рукою указала
Туда, где укрывала темнота
Того, с кем только что она вела
Свой разговор. - Ты в ней врага увидел?!»
И так сказал Оанн Семирамиде:
«Спроси её, зачем она пришла!»
Да, то была совсем ещё девчонка –
Годами ей ровесница скорей,
С горящим взглядом дикого волчонка,
Что ожидает участи своей
Пред теми, в чьих руках судьба её,
Ни драться, ни бежать уже не в силах.
«Скажи, – Семирамида вновь спросила, –
Кто ты? Мне имя назови своё».
«Ивтея. Так меня доселе звали. –
Она в ответ. – Что имя вам моё?
Вершите суд! Мы битву проиграли.
И это жить мне права не даёт.
Я участь полонянки не стерплю!
И жизнь свою в неволе не приемлю.
С расправой не спешите не затем ли
Вы, что судьбу решаете мою?»
«Не бойся. Я не дам тебя в обиду.
Сегодня не достаточно ль смертей? –
Так отвечала ей Семирамида. –
И не рабыней будешь ты моей,
Клянусь тебе! Но – спутницей мне стань.
Оанн, супруг мой! Ты здесь повелитель.
Будь милостив, как мудрый победитель
Перед врагом, чья безоружна длань».
И он: «Когда б ни ты меня просила,
Пощады бы она не дождалась.
Народец этот чтит одну лишь силу.
И только сила там дарует власть.
Но отказать тебе я не могу.
Она – твоя! Но будь с ней осторожна.
И смех, и слёзы – всё бывает ложным.
Коварней всех доверившимся лгут».
5
Уже рассвет окрасил место битвы.
Уже сносили мёртвые тела.
И стоны раненых, и выживших молитвы
Слышны были. И кровь кругом была.
И – стрелами пронзённые щиты,
И – шлемы, рассечённые мечами,
Повсюду копья из земли торчали,
И кони амазонок, чьи хребты
Не знали сёдел никогда, бродили
Средь не погасших до утра костров,
Будто искали и не находили
Они своих погибших седоков.
И вот выходят из шатра втроём:
Оанн, Семирамида и Ивтея.
И молвил он: «Вот те, что ночью с нею
(На пленницу он указал мечом)
Пришли сюда с единственною целью –
Любой ценой свою добычу взять.
Вот их цена! Но нам – не до веселья.
Не все из нас сумели устоять.
Вон там лежит мой друг. Смотри. Он мёртв!
Он жизнь отдал, спасая нас с тобою,
Свою супругу делая вдовою.
Кто сыновьям его отца вернёт?
А вон ещё один. Он был мне предан.
И долг свой он исполнил до конца!
Я знаю и отца его, и деда.
Скажи, чем я утешу их сердца?
Да, воины они. В том их удел –
Чтоб быть всегда со смертью своей близко.
И их судьба немыслима без риска.
Но разве кто-нибудь из них хотел
Быть за свою погибель не отмщённым?
Не нами эта начата война.
И, проявляя милость к побеждённым,
Должны всегда мы помнить, что цена
Есть у любой победы. Оплатив
Её сполна, и подсчитав потери,
Не мести ли нам алчущего зверя
Мы ныне в своём доме приютим?»
«Я понимаю все твои тревоги,
И все печали разделю с тобой.
Но разве не благоволят нам боги?
Ты победил! Ты выиграл этот бой!
Все те, кто покусился в эту ночь
На наш покой, уже в руках Аида. –
Так молвила ему Семирамида. –
И боль свою ты должен превозмочь.
Чего ты хочешь? Мести справедливой?
Кому? Вот этой девочке? Оанн!
Кого ты этим сделаешь счастливым?
Ты новой кровью не залечишь ран.
К тому же мы теперь узнать должны,
Что их на эту дерзость побудило.
Хвала богам, Ивтею пощадила
Смерть ныне. Значит, нет её вины!»