Войны дороги неизвестны,
Поступки наши как порог,
Судьбу нам надо встретить честно,
Чтоб упрекнуть никто не мог!
Он шел проселочной дорогой,
Куда ему теперь идти?
Случилось так, что видел много,
Душе покоя не найти.
Фашисты въехали в село,
Спокойно, словно на параде,
Их видел в школьное окно,
И страх застыл в том самом взгляде.
Три дня как началась война,
Еще все были по домам,
Не ждали их средь бела дня,
Куда бежать, кругом капкан.
А он директор сельской школы,
Детей немецкому учил,
Еще не стар, уже не молод,
Жену с детишками любил.
Он прятал школьный реквизит,
Когда увидел их в окно,
От страха понял, что дрожит,
Бежать до дома, далеко.
Фашисты весь народ согнали,
И забирали живность, скот,
Дома зачем-то поджигали,
Смеялись дико в полный рот.
Жену и двух своих девчат,
Он среди жителей увидел,
От страха зубы так стучат,
Себя за страх возненавидел
-Что делать, Боже? Как мне быть?
Быть может, всех сейчас отпустят?
Иль к немцам, что ли выходить?
За то, что прятался, не спустят.
Захар Ильич, наш председатель,
Он власть, заступится за всех,
А вон и Федор, мой приятель,
Их бьют двоих под жуткий смех,
Вон, тетя Глаша подбежала,
Солдат пытаясь растолкать,
Толпа фашистов хохотала,
А офицер давай стрелять,
Он разрядил в них всю обойму,
Лежать оставил всех троих.
-Что делать мне, я не пойму?
И крик селян на время стих,
Лишь дети плакали, кричали,
От страха жались к матерям,
2
Фашисты с двух сторон стреляли,
Кто вверх, кто рядом по ногам.
Дверь школы медленно открылась,
Он робко вышел на порог,
Стрельба и смех вдруг прекратились,
А он стоял, не чуя ног.
К нему быстро подошли два немецких солдата и несколько раз, ударив прикладами карабинов, погнали к толпе односельчан. Проходя мимо немецкого офицера, он посмотрев на него сказал: «State! Was machst du?!» , что означало Стойте! Что вы делаете?!
- Stehen!! Zu mir!! ( Стоять!! Ко мне!!) – скомандовал офицер.
Его подвели, и немецкий офицер стволом пистолета приподнял его подбородок. Он посмотрел на офицера и увидел этот наглый, надменный взгляд победителя, перед которым все должны ползать, а не ходить.
- Du kennst die Deutsche Sprache? Das ist gut! Du bist wer? « Ты знаешь немецкий? Это хорошо! Ты кто такой?» - перевел он для себя вопросы офицера.
- Ich bin Deutschlehrer. « Я учитель немецкого» - ответил он.
- Das ist gut! Du wirst dieses Schwein ubersetzen! « Это хорошо! Будешь переводить этим свиньям!!» - понял он слова офицера.
В ответ он только утвердительно кивнул головой. В это время к офицеру подошел солдат и они стали разговаривать и что-то обсуждать. Учитель смотрел на тела застреленных, председателя, бабки Глаши и столяра Федора. Офицер стал ругать новости, которые доложил солдат. Он прислушался и понял, что они получили приказ остаться в этом селе до подхода полка тылового обеспечения. Солдат доложил, что расстрелять жителей можно будет за селом, у большого оврага. Офицер ответил, что мужчин надобно расстрелять сейчас, а женщин позже. Услышав их разговор, он не удержался и сказал, глядя на офицера: Sie sind Intellekuelle Nation! Wie konnen Sie? Das sind keine Soldaten, sondern gewohnliche Menschen! – что означало ? « Вы, интеллигентная нация! Как вы можете? Это же не солдаты, а простые люди!»
- Wir sind Nation der Herren! Sie sind eine Nation von Sklaven! Ich sage und Stiefel kussen warden! – высокомерно ответил офицер, что означало «Мы нация господ! Вы нация рабов! Я скажу, и сапоги целовать будете!»
- Wir werden nicht! «Не будем!» - ответил он и посмотрел на односельчан.
- Was?! Du wirst zuerst kussen! « Что?! Ты первый будешь целовать!» - кричал немецкий офицер и рукой подозвал к себе солдата. Он негромко объяснил что-то солдату и показал рукой на сельчан, а потом на учителя. Солдаты стали выводить из толпы мужчин и мальчишек от двенадцати до четырнадцати лет. Четырех мужчин возрастом от сорока до шестидесяти лет отвели в сторону и поставили у стены школы. Учитель посмотрел на офицера и солдат, а потом на мужчин. В это время к одному из мужчин подбежала девочка лет десяти с криком: « Папа! Папа!» и обняла его за пояс. Женщина побежала забрать девочку, но солдаты ее не пустили и грубо толкнули обратно в толпу.
- Lass das Madchen da! Lass es mit ihnen sein! Warten Sie auf das Team! «Девочку, оставьте там! Пусть вместе с ними будет! Ждите команды!» - крикнул офицер и посмотрев на учителя пальцем показал на свой сапог.
Селяне быстро расходились,
Он на коленях все стоял,
Фашисты в смехе заходились,
Дочь подошла, ее обнял.
Потом с женой, с детьми за руки,
Побрел он медленно домой,
А дома выл душевной мукой,
«Ну кто я стал теперь такой?
Все осуждают, это точно,
Фашисту ноги целовал!
А тот хвалил еще нарочно,
Свиньей, паскуда, называл»
Жена обняла « Не волнуйся,
Односельчане все поймут!»
В ответ он грустно усмехнулся
«Они лишь взглядами сожгут!»
Хотелось плакать и кричать,
Он был унижен и раздавлен,
А, труса, грязная печать,
Им приговор себе объявлен.
Он взял стакан и самогоном,
Облегчил боль свою слегка,
Жена сказала строгим тоном:
«Ты спас всех нас, наверняка!
Они бы нас поубивали,
Село сожгли бы все дотла!
Поверь спасать бы нас не стали!
Где наша армия была?!»
-«Пойми, ты, Зоя, я учитель!
Что скажут дети, обо мне?!
Села, что скажет, каждый житель?!
Коль ползал там, при немчуре!»
-«Те, кто не ползал, там остались,
Уже холодные, поди!
Односельчане, все боялись!
Ты спас всех, что не говори!»
-« А мне, как жить?! Душа рыдает!
Сапог немецкий целовал!»
-«Да, тьфу ты! Каждый понимает,
Что ты село и нас спасал!»
Он успокоился не много,
И самогон его свалил.
Прошло три дня и у порога,
Фашист стоял, он дверь открыл.
Пошел за ним в комендатуру,
Его тот встретил офицер,
Он поздоровался с ним сдуру,
Тот был лицом и зол и сер,
Они прошли по коридору
И в кабинет потом вошли,
Картина, что открылась взору,
Кричала, все с ума сошли.
На полу, в кабинете, у стены, лежали два подростка. В одном, он с трудом узнал своего ученика Витю Седова. Лицо у мальчика было разбито, и дышал он через стоны.
- О, Бог мой! Что случилось?!- бросился он к нему.
Но немецкий офицер успел схватить его за плечо и крикнул: - Stehen!!! (Стоять!!)
- Боже, что случилось?! Это же дети!! – спросил он обернувшись к офицеру, но понял, что его речь не понятна и переспросил уже по- немецки.
- А, diese Russischen schweine funf motorrader verbrannt!!! Zwei karabiner und drei granaten gestohlen!! – ответил офицер, что в переводе означало « Эти русские свиньи сожгли пять мотоциклов!! Украли два карабина, и три гранаты!!»
-Sie sind kinder!! Das kannst du nicht!! « Они дети!! Так нельзя!!» - возразил учитель.
- Kinder! Nein!! Das sind Saboteure!! «Дети?!! Нет!! Это диверсанты!!!» - кричал немецкий офицер.
Учитель подошел к лежащему подростку, и присев потрогал его за плечо.
- Витя. Витя. Родители знают, что ты здесь? Они знают, что вы сделали? Кто второй мальчик? – легко тормоша его, спрашивал он.
- Иван Матвеич, помогите, помогите – почти шепотом отозвался Витя.
- Витя. Витя. Кто второй мальчик?
- Это Костя – сплевывая кровь, с трудом ответил Витя.
- Какой Костя?! Червяков?!
- Да- сказал подросток и потерял сознание.
- Боже мой, Костя?! Червяков! Костя! – присел он рядом со вторым подростком. Он не узнал этого избитого мальчика, который зачастую приходил к ним играть с дочерьми. С семьей Червяковых они были соседями, с общим забором. Он погладил мальчика по голове, повторяя: - Костя! Костя! Родители знают? Боже, что вы наделали, Костя?!
- Дядя Ваня, помогите - шепотом просил подросток.
В это время в кабинет зашли два солдата и стали говорить с офицером. Из их разговора он понял, семьи этих мальчиков уже доставили в комендатуру и жителей сгоняют к школе. Немецкий офицер жестом показал ему подойти, а солдатам на подростков. Мальчиков грубо подняли и держа за плечи потащили в коридор и к выходу. Офицер и учитель последовали следом. Жители села стояли у школы в окружении солдат, а семьи мальчишек стояли отдельно, у большого деревянного забора. Когда они вышли из комендатуры, солдаты уже подтащили подростков к их семьям. Матеря, кричали и вытирали кровь с лиц и голов своих сыновей. В семье Червяковых, кроме Кости, который полулежал, опираясь на забор, было еще двое детей. Мать гладила сына по голове, а отец держал на руках самого младшего, трехлетнего Колю и за руку пятилетнюю Ирочку. У Седовых кроме Вити, был еще четырехлетний Миша, который испуганно прятался за отцом и плакал, пока мать вытирала платком старшего брата.
Офицер отдал команду и трое солдат встали перед семьями и направили на них свои автоматы.
- Herr offizier ich bitte Sie, aufzuhoren! ( Господин офицер, я прошу вас, остановитесь!) – кричал он, быстро подходя к нему.
- Weswegen? ( Почему?) – спросил, улыбаясь офицер.
-Das sind Leute, da sind Kinder! (Это же люди, там дети!)
-Das sind Feinde! Sie werden erschossen! – громко отвечал офицер, что означало (Это враги! Они будут расстреляны!)
-Иван! Иван! Детей спаси! Детей! – кричал учителю Николай Червяков, глава семьи.
Односельчане кричали, ругая матом солдат. Женщины и дети плакали.
-Herr offizier kinder, lassen Sie die Kinder nehmen! Ich bin ihr verwandter! Господин офицер, детей, разрешите детей себе заберу! Я их родственник! – просил учитель.
-Nur zwei! ( Только двоих) – зло крикнул офицер.
- А как же остальные? – спросил он и посмотрел на офицера. По взгляду сообразил, что его не поняли и спросил по- немецки: - Was ist mit den anderen
- Sie haben drei minuten! (У вас три минуты) - кричал офицер и посмотрел на часы.
Он быстро подошел к семье Червяковых и посмотрев на отца сказал: - Кого- то одного!
- Ваня, как одного?! Хотя бы малышей! – кричал отец.
- Иван! Нашего возьми! Ваня! – кричали мать с отцом Седовы.
- Ваня, я прошу, малышей возьми! Они тебе разрешат, Ваня! – кричал старший Червяков.
-Одного! Больше нет! Одного, понимаешь! – крикнул он в ответ.
Червяков передал ему с рук маленького Колю и опустив голову заплакал прижимая к ногам дочку. Он взял ребенка и пошел к Седовым.
- Дядя Ваня, меня возьмите!- громко попросила пятилетняя Ирочка.
Он сначала обернулся и посмотрев на нее, хотел завыть от безысходности. Потом отвернулся и опустил голову, прижавшись лбом в плечо маленького Коли, которого держал на руках. Подойдя к Седовым, уже едва сдерживая слезы, сказал:
- Давайте Мишу!
Родители плача, поцеловав ребенка, подтолкнули его к учителю. Он взял его за руку и отвернувшись повел подальше от этого места. Идя с детьми, он не давал им смотреть туда и буквально через две минуты три длинные очереди заглушили людские крики. Его догнала плачущая жена с дочками и отдав ей детей, он крикнул: - Идите домой!
А сам побежал в лес, где упав на траву, в голос разрыдался.
Он пил три дня, боль не утихла,
Не мог он справиться с собой,
И самогона нет уж литра,
Душа срывается на вой.
Жена хлопотами спасалась,
Теперь два сына у нее,
А на него смотреть боялась,
Он все стонал там про свое.
В один из дней собрал продукты,
Жене сказал: - Меня не жди!
-Скажи, куда собрался ты?!
Что значит, ты меня не жди?!
- Не бойся, по лесу пройдусь,
Кто спросит, скажешь, за грибами,
Два дня и к вечеру вернусь,
Пока хозяйствуйте тут сами!
Он шел проселочной дорогой.
Куда ему еще идти?
Он за неделю видел много,
Душе покоя не найти.
Тропой в болото, вышел к балке,
Нашел сторожку лесника,
Еда и снасти для рыбалки,
С полкилометра есть река.
«Фашист сюда дойти не сможет,
Семью смогу перевести.
Ох, жажда мести душу гложет,
Шалаш бы надо возвести»
Он смог соорудить два небольших шалаша, сложил и приготовил в одном из них, два ножа, веревку, спички, мыло, бутылку керосина и четыре банки сливового варенья. « Ну, вот и хорошо. Пора возвращаться. Остальные вещи и еду с собой принесем. На первое время должно хватить, а там глядишь, и война закончится»- размышлял он, собираясь в обратный путь. Дорога домой, через лес и болото заняла сутки.
Грязный и усталый, он ввалился в прихожую.
- Ты где пропадал? – бросилась к нему жена.
- Устал я, Зоя, очень устал! Согрей воды, обмоюсь!
- Ты, где был, Ваня? Я боюсь! Согрею, сейчас, только скажи, что ты делал? Где был?!
-Зоя, я тебе все расскажу, только позже! Помоюсь, отдохну и расскажу!
- Ваня, тебя дед Матвей искал! У него, там, что-то стряслось!- помогая ему раздеться, говорила жена.
-Давно искал?
- Так днем еще! Ты есть будешь?
- Сначала вымоюсь!
Уложив детей спать, жена полила ему из ведра и накрыла на стол. Выпив полстакана самогона, он закусил жареной картошкой и солеными огурцами. Посмотрев на жену, он сказал: - Зоя, нам придется уходить в лес! Так, что надо потихоньку готовиться! Запастись продуктами, ну и всем необходимым!
- Ты, думаешь, так лучше будет?! А, дети, Ваня, они в лесу как?!
- Уж лучше в лесу, но живые! Или ты думаешь, фашисты пощадят кого?! А захотят тебя, как бабу! Мне, что плакать и смотреть предлагаешь?!
-Не знаю! Страшно, Ваня! А, как найдут нас, что будет?
- Уйдем, туда, за болото, где избушка лесника! Там не найдут, там не достанут! Да, и думаю, все это ненадолго, война месяца через два, три закончится! Надеюсь, наши к ноябрю вернутся и выкинут фашистов!
- Дай, Бог! Дай, Бог! А, когда пойдем, Ваня?!
- Дней через пять, наверное! Надо подготовиться и подумать, когда лучше уйти!
В это время в окно постучали.
- Кто там еще, так поздно?! – насторожившись, спросил он.
- А, дед Матвей опять! – ответила жена.
- Пойду, выйду, поговорю с ним!
- Ну, что случилось, дед Матвей?!
- Иван, спасай, прошу тебя!!
Идем к фашистам, побыстрей!
Пусть, заберут они меня!
- Да, объясни, прошу я, толком!
Что вдруг случилось?! Что стряслось?!
- Я выть готов от боли, волком,
И вот, ружье мне взять пришлось!!
- Зачем ружье?! И что случилось?!
Ты мне расскажешь, наконец?!
- Беда, такая приключилась,
Она у них! Совсем птенец!!
Забрали Нинку!! Там, у них!!
В комендатуре, целый день!!
Хотел поднять я всех, своих!
«Сдурел!», сказали, «старый пень!!»
Боятся все, вот я к тебе!!
Спаси, кровиночку мою!!
- Ты, что прикажешь делать мне?!
Ее к тебе, как приведу?!
- Так, объясни, им, там, на ихнем!
Пятнадцать лет, дитё совсем!
А если нет, то наших кликнем!
И смерть, тогда, им будет всем!
- Ты, дед Матвей, сдурел, гляжу!
Война, неделю как идет!
Фашист, паскуда, так скажу,
Бои, за Минск уже ведет!
- Неужто Минск?! Ох, ох, беда!
Так, что же делать мне, Иван?!
Пропала внучка навсегда??!!
Ее, врагу я не отдам!!
Вот, взял ружье, перестреляю!!
- Успеешь многих расстрелять?!
-Хоть одного! Ну, я не знаю!
А, что, лишь плакать, да рыдать?!
- Ружье, оставь! Пойдешь со мной!
Просить их буду, убеждать!
Но мы народ для них чужой,
Они смеются, нам страдать!
Он забежал в дом и что б ни разбудить детей, негромко сказал: - Зоя, я с дедом схожу!
- А что случилось?!- подошла встревоженная жена.
- Беда, у них, Зоя! Нинку, фашисты забрали и держат у себя!
- А, ты, что можешь сделать?! Страшно, Вань! Как бы боком не вышло?!
- Ничего, Зой, я попробую поговорить! Может, удастся уговорить, может, отпустят?!
- Ой, боюсь я, Ваня!
- Ничего, ничего, не бойся! Быстро сходим, попробуем упросить! – приобняв жену, ответил он и поцеловав ее вышел.
Идя по ночной деревне, вместе с дедом Матвеем, к школе, в которой размещалась комендатура, он размышлял: « Хорошо, придем, а дальше? Что дальше? Давить на то, что они культурная нация? Не смогу! После всего, что они наделали, не смогу! Да и какая они культурная нация, к черту! Убийцы! Душегубы! Так, спокойно. Надо, как то их уговаривать. Она же ничего не сделала. Ладно, буду смотреть по месту»
- Иван, слышишь, что говорю?! – на ходу говорил дед Матвей и смотрел на него.
- Что?!
- Они, там гуляют! Ну, это пьянствуют! Праздник, у них, какой, что ли!
- Ладно, дед Матвей, поглядим!
Во всех окнах школы горел свет, около входа группа немецких солдат горланили какую-то песню. Трое из них держали стаканы, а один наливал им самогон из большой бутылки.
- Ты, дед Матвей, обожди меня здесь!
-Ага, Ваня, я обожду!
Он подошел к дверям, но никто из солдат его не остановил и не о чем не спросил. Идя по коридору школы, ему навстречу попадались пьяные немецкие солдаты. В нескольких классах, он видел последствия пьянки, разбросанные консервные банки, остатки еды на партах и спящих на полу фашистов. Он постучался и спросив разрешения на немецком, вошел в кабинет. На письменном столе стояли открытые консервы, лежала не ровно отезанная буханка хлеба, сало, овощи с деревенских огородов и большая бутылка самогона. «Культурная нация. Да просто, свиньи» - успел подумать он.
- А, учитель! Вы, пришли поздравить нас с победой?!-встретил его старший офицер. (Und der Lehrer! Sind Sie hier um uns zum Sieg zu gratulieren?)
- Господин, офицер, вы сильно пьяны! Я не слышал еще о победе?! Я пришел попросить! - ответил он и посмотрел на офицера.
- Гельмут, он еще не слышал, что мы победили! – наливая себе в стакан самогон, крикнул офицер.
Из смежного, маленького кабинета, шатаясь и застегивая форменные галифе, вышел второй офицер. Он довольно улыбался и повесил на стул портупею с кобурой.
- Господин майор, надо налить этой русской свинье, что б он выпил за нашу победу!
- Да, это правильно! – майор налил в стакан самогон и протянув ему, продолжил:- Пейте, учитель! Ваша армия бежит так быстро, что ее не догнать! Война скоро закончится в Москве!
Он не стал брать стакан, а быстро прошел в смежный кабинет. Встав в проеме двери, он закричал: - Звери!! Как вы могли?! Она же еще ребенок!! Гады!!!
Обернувшись, он посмотрел на немецких офицеров и понял, что его не поняли. Он тут же перевел свои слова.
- Du Russisches Schwein!! ( Ах, ты русская свинья!!) – крикнул младший офицер и дважды ударил его по лицу.
-Helmut Hor auf! ( Гельмут, хватит, остановись!) – остановил его майор.
Он сплюнул кровь из разбитой губы и зло посмотрел на фашистов. Внутри все кипело от злости. Майор медленно подошел к нему и выплеснул самогон в лицо.
- Du kannst noch mal den Ton erhoher! Ich erschiebe dich und deine Familie!- сказал майор и он испугался, потому, что это означало- ( Скотина, если ты еще раз повысишь тон! Я, расстреляю тебя, и твою семью!!)
Он вытер рукой лицо и в знак согласия кивнул головой. В тоже мгновения, он схватил со стола нож и с силой ударил майора в живот. Резко, не выпуская ножа из руки, он наотмашь ударил второго офицера. Тот схватился за горло и повалился на стол. Майор стонал стоя на коленях и держался за живот. Он сделал шаг к нему, и немецкий офицер поднял голову. В его глазах читался страх и удивление. Руки, которыми он зажимал рану, были в крови.
- Ты же учитель! Свинья! Жаль, что не расстрелял тебя!- через стоны, негромко говорил майор и потянулся рукой к кобуре.
-Ах, ты, гад!- ответил он и схватив со стола бутыль с самогоном, ударил им по голове майора. От удара бутыль разбился и самогоном облил немецкого офицера. Майор вскинул руки вверх и упал на пол. Из раны на голове стала сочиться кровь. Он взял ключи со стола и закрыл дверь. В это время из смежного кабинета, держась за стену, вышла девочка и негромко прошептала: - Дядя, Ваня, помогите!
Он не успел ее подхватить, и она упала у стены.
Он поднял девочку: - Идем!
Я к деду выведу тебя!
По коридору с ней прошел,
Уже решив все для себя.
У немцев пьянка и веселье.
«Советы в панике бегут!
Тут, не война, а развлеченье!
В Москве сапог немецкий ждут!»
Им только молча улыбался,
Ее, он, вывел на порог.
Потом уже, себе признался:
« Я это сделал, значит, смог!»
Дед подбежал, к нему навстречу,
Ее обнял и зарыдал.
- Да, дед Матвей, не добрый вечер!
И я чертовски так устал!
Ее, бери, а я вернусь,
Иначе хватятся меня!
Теперь я смерти не боюсь,
И все решил я, для себя!
Там, всем скажи, чтоб убегали!
Моей, прошу, ты помоги!
Одна ведь, справится едва ли,
Всех, к волчьей балке уводи!
- Постой! Зачем же возвращаться,
Коль ты их там уговорил?!
-Эх, долго надо объясняться,
Я, их, обоих, там, убил!
Дед рот рукой себе закрыл,
И головою покачал.
Прости!- глазами говорил,
Он, все, что будет, понимал.
-А потому поторопись,
Пока им будет не до вас!
С моими, за меня, простись,
О них лишь думаю сейчас!
Дед, с внучкой, быстро уходили,
А он, вернулся в кабинет.
Тела почти, уже остыли,
Присел «Назад дороги нет»
Взял пистолеты и обоймы.
«Еще бы знать, как заряжать»
Сидел и думал он спокойно.
«Да, это страшно, умирать»
Он полчаса все не решался,
В руках крутил тот пистолет,
С родными много раз прощался,
И в миг последний, снова нет.
Брал пистолет, один, другой,
К груди примерил и к виску.
«Как шаг мне сделать не простой?
Я почему-то не могу»
Вдруг тихо стало в коридоре.
«Должно быть все поулеглись»
Война с вином обычно в ссоре,
Коль выпил, смерти берегись.
В дверь сильно, громко постучали,
И он со стула подскочил.
Их пьяным голосом искали.
Он со стола тот нож схватил.
«Быть может лучше с пистолета?
Ножом, пожалуй, не смогу,
Но как-то сделал я все это?
Глаза закрою и воткну!»
Пока стучали, он решался,
Менял оружие в руках.
И дверь открыть, он так боялся,
Стоял на ватных он ногах.
Ключ осторожно повернул,
И тут же, сделал шаг назад,
А пьяный немец дверь толкнул.
Его округлились глаза.
Он в кабинет вошел ругаясь,
Бутылку бросил, закричал,
И за грудки его хватая,
Проклятья только посылал.
Толкнул, прижал к стене его,
Локтем на горло надавил.
Не оставалось ничего,
И он свой нож в него вонзил.
Сталь плоть разрезала мгновенно,
Фашист от боли застонал,
Ослабла хватка постепенно,
И он присев, потом упал.
Он, переступив через тело, быстро закрыл дверь. «Что теперь? Этот, уже третий. Что дальше? Пожар? Может устроить пожар? Да, многие пьяные спят, надо поджигать» - размышлял он и сгребал в большую кучу различные бумаги. Он засунул за ремень два пистолета и выглянул в коридор.
- Пока никого нет, успею!- сказал он сам себе, и присев чиркнул спичкой. Бумага быстро разгоралась, захватывая деревянный пол. Разлитый самогон помогал огню захватывать кабинет. Он вышел в коридор и оставил открытой дверь. В последний момент он решил выйти из здания школы и бежать. Идя к выходу, он увидел на крыльце двух немецких солдат, которые курили и вели пьяный разговор. Когда до них осталось несколько шагов, на улице, в темноте, на немецком языке закричали: - Пожар!! Кабинет горит!!
Он остановился, а два немецких солдата направились в его сторону. Выхватив один пистолет, он стал стрелять. Один из фашистов вздрогнул и сразу упал, а второй побежал на улицу, но на пороге присел и повалился на крыльцо. Половину коридора заволокло дымом. С улицы, на крыльцо забегали немецкие солдаты, и один из них несколько раз выстрелил в его сторону. Он побежал по коридору, в другую часть здания, где не было огня и дыма. Дверь одного из классов открылась и ему навстречу, медленно одеваясь, вышли три немецких солдата. Было видно, что они не понимают, что происходит. С расстояния не более двух метров, он стал стрелять. Фашисты кричали и один за другим падали. Рядом с ним, в стену ударились пули. Он подобрал автомат, у одного из убитых солдат и быстро забежав в класс, закрыл дверь. Выключив свет, он встал у простенка между окнами. В дверь стали стучать и стрелять. Он бросил пистолет, в котором закончились патроны, и вытащил из-за пояса второй. Ответив в сторону двери тремя выстрелами, он стал разбираться с автоматом, пистолет, положив на парту.
-Черт возьми, как из него стрелять?! Железяка, херова!! Почему не стреляет?! – говорил он сам себе, нажимая спусковой крючок и крутя в руках автомат. Случайно передернув затвор, он нажал на спуск, и короткая очередь ударила в пол.
-Ага!! Есть!! Заработал!!- обрадовался он и тут же дал длинную очередь в дверь.
Стучать в дверь перестали, но через две минуты ударили очереди в окна. Стекла разлетелись в мгновения, и он, упав на пол, повалил две парты, спрятавшись за ними.
В темноту класса, с улицы ударили узкие лучи фонарей. К окнам подошли немецкие солдаты, которые светили вовнутрь и старались рассмотреть его среди беспорядочно расставленных парт и перевернутого книжного шкафа. В лучах света было видно, что через щели двери, класс наполнялся дымом.
Он направил ствол автомата на ближайшее окно, и как только луч света упал рядом с ним, вскочил и с криком, стал стрелять. Немецкий солдат вскрикнул, и луч света пропал. В тоже мгновение, улица ожила вспышками автоматных очередей. Казалось, от этого свинцового дождя не было спасения, но он сумел перевернуть еще одну парту и упасть в углу, сбоку от окна. Класс все больше наполнялся дымом, и становилось труднее дышать.
Когда сражения идут,
Жизнь единичная не в счет,
За грань десятками шагнут,
Порой полками небо ждет.
Но каждый твердо понимает,
Война, заставит выбирать,
И каждый сам определяет,
Как будет жить и воевать.
А он, от дыма задыхался,
Уже стреляя невпопад,
Но выходить не собирался,
Он знал, дороги нет назад.
В ночи кричал, с окна стреляя:
-Да, жизнь закончена моя!
Им по- немецки добавляя:
- Война, у каждого своя!!
И сколько их, таких безвестных,
Вели с врагом свою войну,
Нам все герои неизвестны,
Народ, геройский, спас страну.