Когда солнце восходит, а улицы пахнут дождем,
И деревья покрыты завесой сонливой мглы,
Можно думать о многом, и сразу же ни о чем,
Как Морфей-бродяга, что где-то слагает сны.
Например, если думать: а что, если после нас
В мир ворвётся волшебный некто из детских книг?
Он взъерошит воздух, начав свой лихой рассказ,
А продолжит книгу тоскливый седой старик.
Кто тогда проживет за нас эти наши дни?
Кто познает за нас и дружбу, любовь и боль?
Кто тогда, пока город с нами спокойно спит,
Черканет в блокноте пару кривых стихов?
Можно думать разное, в этом ты волен сам.
Разбирая в отсеках памяти каждый хит,
Резать мысли, как кинопленку, напополам,
Придавая воспоминаниям нужный вид.
Например, вспоминать с улыбкой о жарком дне,
Когда в нем ты увидел город зелёных крыш.
Я теперь во всем замечаю прекрасный цвет:
На фасадах зданий, в заборах и средь листвы.
Ты сказал, что твой мир безнадёжен и тускло-сер,
Ты сказал, что ты стар, чтобы что-то уже менять.
Только знаешь, даже в коробке бетонных стен
Наши крылья сумеют снова начать летать.
Можно видеть яркое в будничных мелочах:
В лимонаде с мятой, в холодной воде реки,
В обжигающих плечи зноем, густых лучах,
И в ночи, где кружат белые мотыльки.
Можно видеть светлое в тонущих облаках
И в глазах бродяжки, что тычется лбом в плечо,
Говорящих, что не отпустят, родных руках,
И в душе, что полюбит искренне горячо.
Под июльским зноем, украдкой ловя твой смех
И беспечно сжимая в пальцах твою ладонь,
Я хотела остаться, остаться навечно здесь,
Вдалеке от шума своих бестолковых слов.
Я хотела с тобой обсуждать тишину и гром,
Лишь бы день не кончался, продлившись ещё чуть-чуть.
Только время не может откладывать на потом,
Только время не сможем мы никогда вернуть.