Для чего он сделал
В той комнате с Плутархом? Сначала его разум
Был готов по самой природе.
И тогда его дух пылает, как солнце
Выплавил золото Плутарха, пока оно не потекло
Раскаленный и ослепительный в этих его слепках.
И вот! он ставит цифры на наш взгляд
Это слепое понимание, пока вы не закроете
Глаза отражать и, закрывшись, видеть
Что уже сделано. О, я мог бы продолжить
И покажи, как Джонсон делает гомонкулов,
И Шекспир заводит ребёнка, зачинает и рожает
Красота из плоти и крови. Или я мог сказать
Джонсон кладёт руку учёному на черту,
Честолюбие, скажем так, как будто мужчина
Был пик, и ничего больше не тянулось к небу
Взрывая огни земли, только пик в одиночку,
Ни склонов, ни долин, ни сосен, ни солнечных ручьев,
Ни речек, петляющих у основания, ни полей,
Никаких певцов, лисиц, ничего, кроме пика.
Но Шекспир показывает мышей и сверчка,
Вошь на листе, все живое
В каждой горе, в которой его парящий свет
Принимает к сведению; под которым я хочу сказать
Показывает не только амбиции, это вершина,
Но мышки-настроения, крикетные страсти в человеке;
Как он может петь, скулить, рычать, шипеть,
Будь птицей, лисой, волком, будь орлом или будь змеей.
И вот этот «Юлий Цезарь» рисует толпу
Это воняет и воет, женщина в жалобе
Самая женственная, закрытая от секретов мужа;
Рисует зависть, рисует демагога, короче,
Рисует Цезаря, пока мы не потеряем уважение к Цезарю.
Похоже, что там он стоит воистину,
Тиран, трус, хвастун, стареющий человек,
Несвежий сладострастие толкается
И наиболее праведно зарезаны патриотами
Чтобы отомстить за падение Рима!