На минном поле горя и проблем,
Где он себя назначил генералом,
Почувствовал себя он вдруг не тем:
Смертельно раненым,
Забитым и усталым.
И кажется, он что-то потерял.
Мне кажется, он думает о чём-то,
Но мысли спутались и в памяти провал.
«Кто я? Кто он? За Богом ли? За чёртом?».
Он перерыл уже все ящики в столах,
Осмотрены им были все витрины,
Искал себя он в музыке, стихах,
Но не найти его.
И даже в магазине.
Задумчиво вглядевшись в гладь витрин
Он ясно видит сталинки, проспекты.
«Но что за штука из меня в меня глядит?
Кто он такой?
Наверное из секты».
И через год, а может через два,
А может через день, вернувшись в спальню,
Он посмотрелся в зеркало печально,
А в зеркале не он,
А тень была.
Не видно в нём лица, не видно глаз,
Не видно ног и рук, не видно шеи.
Но он уверен, что он есть.
Который час
По комнате он ходит всё быстрее.
Я знал его. Совсем не понимал.
Он вязь и древний текст,
Он стих Корана.
Куда-то торопясь, он повторял:
«Мне рано, рано!».
Он всегда был в ранах.
Он мною был и вечно жил во мне.
Мы перед сном друг с другом говорили.
Он жил во мне и где-то в темноте.
Пока однажды нас не разделили.
Он светом был, скрывающим Луну.
Вся грусть и вся печаль на нём лежали.
Во мне живя он вечно провожал
Те чувства, что из сердца исчезали.
Теперь и он пропал, то есть ушёл.
Быть может я его прогнал,
Боясь печали.
Но без него, то есть себя,
Я умерщвлён.
Боясь себя
Себя и потеряли.
Я превращён теперь в коробку без нутра.
Я всё же я, но слишком упрощён.
И чтоб не умереть
Мне нужен я.
Я жду его, то есть себя.
Ведь я прощён.