– Аделине на поэму о разновидностях тьмы –
1.
Если красная тьма – выпростанный мертвецкий язык, хищно алеющий в тени заповедной рощи, то свет – это шумное сердце, не попадающее в пазы; Гензель и Гретель, бредущие по неисклёванным крошкам. Солнце в бордовом рассветном плаще протягивает ладонь, и девочка в красной шапке переступает прожжённое волчье тело. Они идут, пламенея, – и раскрывается каждый дом: оттаивают цветы, перетряхиваются постели.
Этот свет, дорогая А., обессмысленен и блажен, он повсюду – как поле тюльпанов; от него никуда не деться; его выедаешь, словно воспоминаний вишнёвый джем из разломленного пирога уютного детства. Ворожея греет малиновое вино, зашивает приоткрытое в кровавой улыбке горло, – и я практически прекращаю бредить войной, рубиновая волна омывает рассудок голый.
Если пикси собьют с дороги, колокольцами зазвенят, – зови его из плотоядных рощ, из болот укромных.
Он – тот сон на заре, разгоняющий бесенят, который ты никогда не вспомнишь.
2.
Оранжевый свет – это снова огонь, не кровеносный, свечной. Лампа в вытянутой руке бесстрашного египтолога. Апельсиновую звезду укачивает сверчок, и она мягчеет, тишает в дремотных всполохах. А потом октябрьский день потягивается и идёт, и тыквенно-рыжий лес ликует, его приветствуя. Это россыпь рябины в снегу; облепихой измазанный рот; кипучего бабьего лета персиковая эссенция.
Это локон ирландской девчонки, надёжно упрятанный в медальон; осенняя ночь до Самайна, лишённая ду;хов и пакостей; пронизанный пылкими светлячками заколдованный склон с самого фотогеничного и чудесного ракурса. Кто-то будет его ловить, наберёт его полную горсть, – но всё равно не наестся и не надышится.
В лучистую слепоту спускается тихий гость.
Погружается с головой.
Улыбается.
И не движется.
3.
Медовая теплота, хмельной одуванчиковый настой, жёлтый поток частиц, кружащих во рту Вселенной; она вдыхает тлеющий свет, выдыхает на ухо: «Стой!» – и целая жизнь умолкает, садится к ней на колени. Это тихая передышка, золотинки сна на щеке, когда встаёшь спозаранку, настраиваясь на схватку. Пыльца облепляет лапки, сидит Дюймовочкой на жуке, заполняет цветочные чаши – животворящим, сладким.
Лодка луны качается спелою кожурой, острым блеском расхристывая сумрак многоимённый; лунатик-сновидец восходит, как стебель, в небо из тьмы сырой, выгрызая белые ямки в лунном боку лимонном.
Проглоти её залпом, как шафрановый шелест любимых книг. Поток лохматый огладь – светло-русые лунные косы. И засветятся сонные руки, засвистят золотые огни – и луна утащит тебя в сияющем лифте в открытый Космос.
4.
Изумрудны глаза дракона, хранящего дивный цветок; их лукавые искры мудры, как не одряхлевшая вечность. Этот свет – малахитовый срез, подорожниковый листок, крошащийся успокоеньем в изжёванный страх овечий.
В этом свете найдёшь себя – крепкую, юную, как весна; вот она ты, лежишь под деревьями, тело твоё дриадное. Посмотри в зелёную радужку, – и взглянет в ответ со дна счастливая потеряшка, лесное дитя цикадное.
И тихие девы выйдут из стволов, такие, как ты, сплетут путеводную нить своим насекомым пением. Ты схватишь себя в охапку – и свет развернётся из темноты спасительною тропой, охраняющим привидением.
Он течёт тихотравной змеёю, пока он тебя ведёт, выпивая тоску и боль, смывая с исколотых ног усталость. А потом стекает в пещеру, проползает сквозь тайный ход и собирается в мерцающие кристаллы.
5.
Лазоревый, нежный, разлитый в бутылки небесный свет – птичье сладкое молоко, алкоголь для ангелов и пилотов. Голубые прогалины, проглядывающие в листве; обмыленные облаками движущиеся полотна. Если подсядешь на это пойло – спрыгнуть не вариант; небо заговорит светозарными голосами, ты замрёшь на солнечном камне, как пучеглазый варан, – в млеющем благодушии, в восхищённой осанне.
А ещё есть снежная, жгучая, васильковая чудь; снег обращается в воду, греет пятки шамана; в камлающем танце кружится, смеётся: «Сейчас взлечу!», – восходит над спящим селением прозрачный поток осиянный. Над арктической пустотой распахиваются врата, – свет выходит из берегов, покидая горние русла; и тогда на людей обрушивается сапфировая вода, обтачивая их души кристальным резцом искусным. Они поднимают головы, – но свет так неуловим.
Он скользит прохладной волной по дремлющей тёплой нерпе, – и расходится влажной взвесью, истаивает лёгкий дым.
Голубые перья в снегу – студёная память о небе.
6.
Синий свет – кристалл Атлантиды, просвечивающий океан; поющий дельфин, китовый восторг, 52 герца. Электрическая энергия, выплеснутая в стакан, – ядрёный коктейль для самого смелого сердца. Если отхлебнуть, всё становится нипочём: отползают монстры, зарастают русалочьи раны. Синева в глубине алмаза ворочается, печёт, обволакивая пространство всего экрана.
И куда здесь ни поверни – пенный клокочущий исполин морскими руками охватывает, качает, – вот он, мир из воды и рыб, абсолютно синий глобус Земли.
Восстаёт, сияя, Атлантис.
И всё запускает сначала.
7.
Из земли и магии, смешиваясь, зарождается элементаль. Он – свет Софии Ахамот, бесконечно жаждущей знания. Он – та самая межсуставная, звенящая ломота, зовущая созидать и обозначать несказа;нное. Когда он идёт, фиалки растут из его следов. Когда отдыхает – останавливаются секунды. Сотни галактик ложатся в сиреневую ладонь – камешками, цветами, горсткой хрупких корундов.
Он снимает любое проклятье, развеивает каждый обман; в глотке кипучей – двойной красно-синий Антарес; он смотрит в самую суть – и прячется в страхе тьма, из углов и щелей по-щенячьи нестрашно скалясь.
8.
Свет закрадывается даже в самые мутные зеркала, выжигая зыбкую паутину, счищая наросты. Он сверкает в вороньем крыле, в осколке коричневого стекла, оглаживает деловитое тельце мелкой двухвостки. Антрацитный излом сверкнувший; раздутый в золе уголёк; земля, пробитая белым вёртким бутоном. Свет взрывается сквозь пробоины, проникает в любой уголок, горячей жизнью травы вылезает из-под бетона.
Свет опрокидывается ложкой мёда в дёготь любой, объедает ночь с четырёх краёв, как пламя – страницу. Преступника и лжеца охватывает любовь, и он в ней корчится, подкашивается, волочится.
Бывает ли так, что тьма изживает себя, впускает лучи, разрывается на кусочки? В каждой тьме огоньки семенами спят, как лист, скрученный туго в весенней почке. Ад освещён надеждой Орфея, как фонарём. Эвридика подходит, глаза закрывая сзади. Они сияют радиоактивно, уходят вдвоём, – и никаких им больше не будет загробных проклятий.
Феникса тёмный прах сползается в грязный ком – и юный птенец высовывает наружу нос золочёный.
Ночь разрезается огненным папоротниковым цветком.
Спит еле видный свет в углу безнадёжно чёрном.
9.
Белый свет – лепесток лилейный, экстремум, режущий абсолют. Бумага, ни разу не осквернённая текстом. Распахнутый в девственную пустоту зияющий люк. Фата, скрывающая лицо безупречной невесты. Он непримирим и рационален. Он – первая твердь, под которой подвесили грязную, тёмную сушу. Он – жизнь в идеальном мире, практически смерть, выжигающая стыдом несовершенное сущее.
Стоит его взвалить – треснут позвонки, придавленные ослепительной мраморной глыбою. Как избавишься от эмоций, так позови – и тебя затопит божественный эквилибриум. Инерция запускается при рождении, и тогда – свет превращается в тьму, прекращая быть абсолютным. Молочные реки скользят под коркой тончайшего льда, по которому никогда не ходили люди.
Он в каждое основание намертво врыт.
По белой плоскости расползается тьмою первое слово.
Свет просверливает зрачки, как ядерный взрыв, не оставляя ни в чём и ни в ком ни капли живого.
10.
Сказка, как и положено сказке, пойдёт по кругу, пока окончательно не перепутаются герои. Так переплетаются верных влюблённых руки, как переплетаются пылкий свет с холодною тьмою. Станут они играть, меняться масками и телами, выбьют из седла в травяную путаницу сырую; перекрасишь несколько раз военное знамя, пока сумеешь сообразить, за кого воюешь.
Алхимическая латынь, молитвенный шёпот, птичий язык, врачующие заговоры – не помогут, не отгонят обоих скопом: белоснежная чайка порхнёт – останется чёрный ворон.
Ты пройдёшь погосты и храмы, бои и дружбу, пустынную зиму и изобильное лето. В последнем шаге слепом замкнёшь, наконец, окружность – и умрёшь в бессильной попытке дотянуться до
света.