дело закрыто

Бобо Даллоти
   Эта история началась слишком  давно, так же, как и все истории. Пока корабли шли по тяжелым волнам на край земли, города поднимались все выше и выше, иногда доходя своими гладкими крышами до самой глубокой синевы неба. Герой этой запутанной истории как раз жил в одном из таких заснеженных городов где-то на краю земли, куда так стремительно подбирались корабли. Имя героя начиналось на букву "М". Вы спросите: "Майкл или Маккензи"? "Нет"- ответим мы. Его звали Максим Иванович.
  Максим Иванович был крепок духовно, доволен собой, высок, имел на лице ироничную улыбку и такое же сердце в груди. Когда Максим Иванович проходил мимо женщин, все женщины опускали свои красивые головы в мечты и начинали влюбленно думать о нем, а когда он проходил мимо мужчин, то все мужчины бежали к нему, сбивая друг друга, только затем, чтобы подтвердить рукопожатием свою настоящую мужскую вечную дружбу.
  Максим Иванович был к своим тридцати годам не беден, что говорило о его патологической любви к работе, деньгам и всем человеческим благам, которые были, к его счастью, уже изобретены и использовались всеми, кто имел такую же патологию. К великой радости, это была не вся любовь, которая одухотворенно располагалась в каждом стуке сердца нашего героя. Любовь к своим детям, маме, Родине, автомобилю, животным,  и даже... давней знакомой, имя которой начиналось на букву "Л". Как вы уже догадались, ее звали Лилия Вадимовна.
  Лилия Вадимовна отличалась редким именем, своеобразной внешностью и взглядом на жизнь. Постоянная погоня за новыми впечатлениями привела её именно в тот город, откуда начали свой нелегкий путь корабли. Снега здесь было мало, и сквозь многочисленные новостройки проходили составами теплые южные дни и ночи. Давняя знакомая нашего героя имела привычку печалиться из-за ничего и поддерживать морально всех вокруг, включая свое воображение, когда ей было действительно трудно. По ее мнению, мужчины умели лгать и манипулировать, а женщины умели судачить и предавать, что иногда менялось местами, поэтому верить она разучилась всем.
  Время идет слишком быстро. Мы не успеваем понять себя в этом году, как наступает уже новый.
Оглядываемся по сторонам и видим лишь темноту собственных мыслей в коридорах своего ума. Нащупывая пульс минутных стрелок на своих ручных часах, Максим Иванович встретил Новый год в кругу замерзших окон, пыльного потолка и радостной рабочей обстановки. Лилия Вадимовна как всегда сидела на кухне, пила коньяк с чаем и ждала, когда долбанет полночь, чтобы долбануть в чай побольше коньяка и уснуть.
  Новый год случился по всем городам тоскливой страны и ни один (даже самый уставший от пустоты) город не остался без внимания со стороны наступившего года.
  В это время Максим Иванович рассматривал паутину на потолке, размышляя, как намекнуть своей давней знакомой о своих влюбленных впечатлениях, еще оставшихся с детских лет. Он перебирал все возможные варианты, конструкции, механизмы этого признания. Он перебирал все предполагаемые ответы, реакции Лилии Вадимовны. Решился. Намек сочинил смс-телеграммой, и отправил его прямо в телефон Лилии Вадимовны. Она получила. Прочитала. Намек поняла, но без удивления, потому что уже к тому времени, перебрав с коньяком, перестала вовсе чему-либо удивляться.
  Ночные огни скользили по окнам, отражая внутренний монолог Лилии Вадимовны.
 
[чай незаметно растворяется в коньяке
пристрастилась к чаю в последнее время
сколько таких же как я на этой планете?
сколько таких же безымянных и неброских
незаметных
которые устали обманываться и обманывать
самих себя
сколько таких, которые оставили надежду
прикрываясь циничным и пошлым гулом
прощаний
которые
бояться полюбить даже бездомного пса
чтобы не испытать
счастья предательства]
 
  Выдохнув героически свое признание Лилии Вадимовне, Максим Иванович совершенно не подозревал, что вместо удивления или восторга, или огорчения его родственница вдохнет печаль.
Печаль Максима Ивановича слышалась эхом, падая снегом внутри признаний.
 
[это будто долгое воспоминание
на всю жизнь
до самого конца
во мне произносится: я любил тебя
ещё до твоего рождения
до того, как я начал смотреть на тебя спящую
девочку
и думать, что ты для меня единственный мир
где не идут дожди, и зимы переносятся
безболезненно, огибая южным ветром
все внутренности постыдного тела
я люблю тебя впотьмах своей пустоты
и не могу этого сказать
вслух
крикнуть тебе. ты будто спишь, как тогда...
спишь, выбирая цветные сны
расстояние
бесчисленное
безжалостное
жестокое расстояние на протяжении жизни
разные города
и мы выросли
разные
с разным ощущением правды
я хочу дотронуться к тебе и не отпускать
так и лежать в обнимку, чувствуя тебя
переплетаясь в мыслях
разбавлять твоё дыхание своим
сжимая руки
прислоняясь плечами
и не отпускать
хотя бы твои сны
безмолвные как корабли в размытом море
на фотографии
с нами другие
я не знаю кто был с тобой
кто был в тебе
кто научил тебя остерегаться самой себя
но во мне произносится
с каждой остановкой
длинной дороги
я люблю тебя
но так и не сказав этого тебе вслух
никогда]
 
  Эти два персонажа много обсуждали воображаемые будущие приключения, много говорили, много спорили, много утверждали. К какому итогу пришел Максим Иванович - никто не знал, скорее всего, не знал даже он сам. Итог Лилии Вадимовны определялся пустотой слов. Каждое слово было ключом невидимой двери, и каждый раз, открывая эту дверь, она встречала те же сюжеты своих впечатлений от разговоров со своим дальним родственником.
 
[те кто встречают - остаются
те кто хотят детей - рожают
на мокрый стол поставили четыре блюдца
я ухожу, меня не провожают
 
меня везде так ждали, что даже тошно
раскрыли тонкие объятия железом двери
я вас люблю так сильно и нарочно
вы любите меня, но вам не верю]
 
  Месяц за месяцем длительность диалогов уменьшалась. Интерес таял, как последний апрельский снег. Максим Иванович начал утомляться от постоянных словесных состязаний и несогласия со стороны Лилии Вадимовны.
 
[мы теряем суть многих вещей
неотрывно рисуем круг кривых зеркал
если ты был ничей, то ты будешь ничей
кто бы тебя не звал
 
кто бы не звучал твоим именем
не смотрел как ты или вешал плащ на крюк
кто-то давно тебя променял и выменял
кто-то выронил тебя из рук]
 
  Печаль приближала себя к началу лета, она окутывала собой всё расстояние между нашими героями. Печаль была у каждого своя. Красивая, как звуки старого пианино, но звуки разной тональности тишины.
  Максим Иванович искренне не понимал сопротивления своей родственницы, ибо такой шанс, по его мнению, выпадал только один раз в жизни! Его угнетали навязчивые вопросы, недоверие, вспыльчивость Лилии Вадимовны, и многие другие нюансы, которые наш герой дипломатично старался растворить в недосказанности многоточия, спрыгнув в бездну молчания междустрочия, становясь безразличным, да и попросту избегая всякого разговора, дабы не травмировать своё ровное настроение. К сожалению, великой проницательностью наш герой не обладал. Он верил только в четко намеченные цели, обозначенные пункты плана, инженерную точность и силу мысли - всё это ему мешало увидеть очевидную грусть в каждом слове Лилии Вадимовны.
 
[мы помним себя простыми
кидающими камни в воду
ладони по-детски сжимало сильно
безжалостное время года
 
мы помним как мы играли
и дом наш застыл равниной
нас выбирали, нас выбивали
дождями из мягкой глины
 
мы были теми кого не помнят
не возвращайся больше детство сгнило
и пропасть времени не ровня
мы повзрослели сожженой глиной]
 
  Очевидная грусть рождалась из печали. Печаль Лилии Вадимовны будто носила на руках все её мысли и поступки. Всё в ней было печальным, как долгий взгляд Лилии Вадимовны на июльское небо, расстрелянное звездами. С этим странным чувством  Лилия Вадимовна просыпалась, смотрела в окно, словно там показывали её жизнь с разных точек земного шара, и ничего не понимала. Ничего. Почему случались подобные истории с ней - она не знала. Кто все эти люди, включая Максима Иванович, что маршируют по её снам странными изображениями? Серые дни катились, как колесо обозрения вокруг безысходности рутины, мерцая вспышкой теней, говоря в отражение: зачем вы все в моей жизни?
 
[как душно и тошно.
гроза. порывы света нарезают ночь темными кусками летнего грома. и глохнут под дождем.
дайте мне новый знак зодиака. и сочините новый гороскоп. где я храбрый, умный и сильный человек, который уверен в своем светлом будущем. сочините меня красивой и хитрой женщиной, скрывающей свой возраст и любовников.
и сделайте так, чтобы никто мне не смог причинить боль. и никто не стал бы моей привычкой и сном. как это всё надоело...и как от этого делается скучно и дурно. от того, что презираешь себя за попытку рассмешить того, кто смеется над тобой.]
 
  Максим Иванович казался законопослушным гражданином по всем статьям уголовного кодекса, по крайней мере, именно так он представлял себя в своём мире, но как у всякого положительного героя, у него была темная сторона, обрамленная бесчисленными тенями прошлого, настоящего и будущего.
 
[нарисуй, мой мальчик, свое детство,
где нет грозы и падает листва
сухими перьями на сердце
где наспех сказаны слова
 
которым больше никто не верит]
 
  Темная сторона человеческой души показывает бледные всплески просветов, но как часто это бывает, именно эту сторону разукрашенную иллюзиями мы не замечаем.
 
[из души моей вытряхнули смех
и душе моей теперь не смешно
и в душе моей пошел сильный снег
всё бело теперь в ней всё бело
из души моей выбили всю спесь
для кого же ей петь для кого?
не поет она больше песнь
и душа моя бледно молчит
не душите ее во мне
 
не найти вам её во сне
обернетесь на белый свет
а качелях холод кружит
громко смейтесь души у вас нет]
 
  Лилия Вадимовна прикладывала своё сердце к темноте Максима Ивановича. В эти минуты рассеивались длительные разговоры, которые были похожи на поломанный фонарь с потухшей лампочкой внутри. Рассеивалось всё, кроме темноты. Сердце стучало тише, будто простукивало вязкое вещество всего существующего. И в этом существующем новом мире Максим Иванович выглядел совсем иначе. Казалось, наш герой потакал бренным желаниям из своих фантазий. Слова Максима Ивановича мотыльками сгорали в свете его настоящей жизни.
 
[в конечном счёте мы начинаем понимать
что это всё песок
оставшийся на ладонях
который всего лишь
надо стряхнуть
или окунуть руку в море
чтобы не осталось и следа
от того кем ты был]
 
  Лилия Вадимовна... не знала, что делать, да и надо было ли что-то делать? Она металась из угла в угол, пыталась мыслить аналитически, практически, логически и без чувств. С чувствами у нее были проблемы, точнее проблем не было, как и чувств.
 
[руки протяну
по рукам бьют
сердце протяну
им играют в прятки
 
но мне всё равно]
 
  Расшатывала свою нервную систему родственница нашего героя моментально. В эти периоды Лилия Вадимовна торжественно просвечивала каждое слово Максима Ивановича под лампой своих соображений.
  Соображения транслировали безысходность и  невозможность иметь совместные воображаемые приключения по трем причинам.
 
[и не было обид, как эти
таких печалей не было тогда
кругом седеющие снегом дети
играют в прятки в разных городах]
 
  Эти причины она по пунктам выписала на листке бумаги, обвела в кружок, мгновенно сложила бумажный самолетик. Открыла окно и пустила все причины по ветру. Какие это были причины и сколь долог был полет бумажного самолетика - нам неизвестно.
    Неизвестность печали всегда  омрачается обычными деталями нашего ума и нашими поступками. В тот день Лилия Вадимовна решила изменить свою жизнь. Жизнь её менялась с определенной периодичностью, мотая, как маятник нашу героиню по разным городам, как будто это должно было оправдать её интерес к переменам. Перемены она любила и всегда думала, что без них мир перестанет существовать. К переменам были готовы: два чемодана с прошлым, два фотоаппарата, два демисезонных пальто, два зимних пальто, непонятное количество книг, брошек, перчаток и билет на самолёт в одну сторону, именно в ту сторону, где и находился Максим Иванович.

[как странно, что не сказано
ни строчки тому, кто любит меня,
и сказано сотни стихов тем, кто меня никогда
не любил.
как странно уничтожать словами
ещё то, чего не было, но имело намерение жить.
и что делать, когда солнце вращается
вокруг сердца,
которое отражает темноту?
куда идти, когда все дороги покрыты страхом?
лето слишком короткое, чтобы успеть отогреть руки, которые касались прошлогодней боли.
расстояние имеет формулу долгого ожидания и
слишком коротких объятий.
как странно, что о тебе не сказано ни строчки.
может быть, только потому что, когда любишь
об этом надо молчать?]
 
И только одному Богу было ведомо, где та сторона земли, куда так стремились корабли вместе с Лилией Вадимовной, и чем закончилась эта  удивительная история.