Большие перемены - Окское направление
В Москве верно рассуждали,
Что Тохты, мол, не до нас.
Потому татар не ждали
Для разборок злой подчас.
И действительно в то лето
Из Орды примчалась весть.
Огорчились, может где-то,
Для Москвы, как кошке лесть.
Там в смертельном поединке
Два соперника сошлись.
Хан Тохты, сидя в глубинке,
В прах с Нагоем разошлись.
Их вражда была давнишней,
Беклярбек властолюбив.
Власть Тохты вдруг стала лишней,
Потому стал не учтив.
Был правителем улуса
От Дуная и за Днестр.
Отобрать хотел и руса
У Орды … и в свой реестр.
Ссоры были без насилий,
Не решались воевать.
Выжидали от бессилий
Так вот сразу наказать.
Ограничивались слежкой,
Слухи лживые давать.
Кто-то слушал их с усмешкой,
Кто-то стал и признавать.
Время шло, но в пользу хана,
Таять войско стало вдруг.
От Нагоя, как от хама,
Уходить стал важный круг.
Даже близкие эмиры
Уводили войско в Степь.
Его вечные придиры
Опостыли, как вертен.
И тогда Тохты решился,
Говоря, что час пробил.
За возможность он вцепился
Хваткой рыси, их любил.
Дешт-Кипчак аж содрогнулся,
Основной его улус.
Хан Тохты не обманулся,
Видно было, что не трус.
Шестьдесят туменов вместе
Шли на Запад, видя цель.
Пыль затмила всё без лести,
Вот такая карусель.
У степной речушки Тарки,
А исток её Кавказ.
Как гулящие цесарки,
И сошлись так первый раз.
Две немыслимые рати
В сотню тысяч человек,
Все татары были кстати,
Вдруг сцепились, как в набег.
Сеча невообразима …
Солнце скрылось, пыль столбом.
Теснота невыносима,
Только кони напролом.
У Тохты в броне персидской
Кони все, как на подбор.
Напролом манерой близкой
Били пеших, как в набор.
Несусветный шум и крики,
Точно ад сошёл с небес.
Кони, люди, сабли, пики …
Всё смешалось, бес воскрес.
Кипчаки Ису-Ногайя
Всё же начали сдавать.
Это была паранойя
Против силищи блистать.
Оставляя мёртвых горы,
Стали всё же отступать.
Боком вышли им раздоры,
Выход стал один - бежать.
Многотысячное войско
Превратилось в балаган.
И Ногай, почти житейско,
Бросил всех, друзей и клан.
И их просто избивали,
Не давая убежать.
Кипчаков и в плен не брали,
Хан не думал возражать.
К вечеру кругом всё стихло,
Но Ногай, таки, ушёл.
- «Разыскать!» - хан: «Чтоб не дрыхло,
А ко мне, гадёныш шёл».
Он в степи один остался,
Как изгой, без средства жить.
До полуночи мотался,
Чтоб хоть где-то ночь прожить.
Но не повезло тирану,
Встретил нукеров отряд.
Снесли голову и к хану,
Как подарок и обряд.
Так закончил жизнь бесславно
Темник грозный хан Ногай.
Трепетал весь Запал, главно
Обещал смиренным рай.
И мамлюкские султаны
Изъявляли с ним дружить.
Там в Египте знали саны
И умели дорожить.
А для князя Даниила
Смерть Ногайя, как сюрприз.
Дерзость в нём заговорила,
Но не княжеский каприз.
Дело в том, что князь рязанский
Константин, Ногайя друг.
И подпор всегда был ханский,
Если что-то вспыхнет вдруг.
По Москве-реке все земли
Он Рязани подчинил.
Для Москвы факт неприемлем,
Даниил в уме хранил.
Он бы смог Рязани место
Указать, Ногай б не дал.
А сейчас ему заместо
Нет того, кто б помогал.
И ещё одно событие
Было кстати, Бог послал.
Шли в Рязань, как бы в укрытие,
От Тохты кто вдруг бежал.
Даже мурзы от Ногайя,
Орду, свиту прихватив,
Уходили, полагая
Русь - не худший коллектив.
Принимал их князь учтиво.
Земли, веси выделял.
И росли, притом ретиво,
Массы тех, кого он взял.
Начали роптать рязанцы,
Что ордынцев привечал.
- «Обнаглели голодранцы!» -
Каждый где-то, но кричал.
И князья заговорили:
- «Константин готовит рать
Из ордынцев. Приступили
Штат ордынский создавать».
Даниил совет обычный
У себя собрал. «Как быть?» -
Он спросил, ответ привычный
От Антона: «Обсудить …».
Встал Протасий, как обычно,
Он на то и Воронец.
- «Орду рядом непривычно
Созерцать» - сказал как спец.
- «Но и повод появился» -
В продолжении сказал:
- «Раз татарин появился,
Я Рязань бы наказал.
Не усобица всё это,
У Москвы конкретный враг.
Самолюбие задето,
На Москве-реке очаг.
Урезонить Константина
Сей богоугодный акт.
Он с Ордой стал всем вражина,
В православии чужак».
Боговолков согласился:
- «Говорю вам, как москвич.
На татар я ополчился,
Мне Рязань совсем не бич.
На Оке живут и ладно,
А Москва-река у нас.
Чтобы было неповадно,
Дать по морде и сейчас.
И сказать народу внятно,
Что татар должны прогнать.
Сели здесь и непонятно
Сколько мыслят проживать».
Даниил потрогал темя,
Ненароком произнёс:
- «Всё расскажем, будет время,
Но пока вопрос белёс.
Я прекрасно понимаю
Вашу оторопь в глазах.
В дрожь и трепет не впадаю,
Что Москва вся в рубежах.
Нам на самом деле тесно,
Всё стремительно растёт.
И торговля, как известно,
Далеко ушла вперёд.
Сознаю и так считаю
Нам простор необходим.
Земли рядом, полагаю,
Мы их присоединим.
Но сейчас пока не время,
Тут меня волнует Тверь.
Михаил, хоть наше семя,
Конкурентом стал теперь.
На Оку уход возможный
Ход их трудно угадать.
Михаил князь осторожный,
Он союзник так сказать.
Ну, а вдруг, вполне возможно,
Он на Ламе взял Волок?
Драться с Тверью невозможно,
Это верности залог.
А Андрей, я точно знаю,
Спит и ждёт этот конфликт.
Он забыл, что неприлично
Кровным выносить вердикт.
Без союзника рисково
Отношения выяснять».
- «Где ж найти-то нам такого?» -
И Протасий встал опять.
- «Старший брат мой Дмитрий помню,
Когда был Великий князь.
Псковский князь, … вот имя вспомню …
С ним имел контакт и связь
Вспомнил! Довмонт, князь литовский.
Бывший, правда, власть бесил
За характер их бесовский
И Миндовга он убил.
В Псков потом пришёл на службу,
Православие принял.
Вот тогда и начал дружбу
С братом, курс его понял.
Жизнью жил прямой и честной,
Как меча разящий взмах.
Как удар его уместный.
Уважали в войсках.
Враг - он враг, как поговорку
Повторял, а друг - он друг.
С другом не пойдёт в разборку,
Даже если струсил вдруг.
Немцам был он враг смертельный,
Всех их рыцарей громил.
Псков стал просто запредельный,
Вожделел кто, … усмирил.
Ни Литва, ни Польша даже
Не желали битой быть.
Так вот Псков и встал на страже
Русских княжеств и не скрыть.
Он был против разных распрей,
Никому не помогал.
Бить своих, как чуждых тварей,
Помешательством считал.
Многие князья б хотели
В друзьях Довмонта иметь.
Но хотелки их бледнели
После встречи с ним на треть.
Фраза в памяти застыла,
Что Андрею он сказал:
- «Обнажить меч дома? Сплыла
Даже мысль, чтоб уважал».
Потому я так считаю,
На ордынцев мы идём.
Здесь Довмонт, я полагаю
Нас поймёт, и мы поймём.
Он Москву любил и раньше,
Так как брата уважал.
И поможет ну, а дальше
Заодно Рязань сдержал».
Воевода отозвался:
- «Срочно надо слать гонцов!
Чтобы кто-то не вмешался,
Делать тихо без понтов».
На другое утро тихо,
Даниил сам отбирал,
Девять всадников не лихо
Вышли из Кремля на вал.
Обойдя посад сторонкой,
Чтоб кого не разбудить.
На заставе с комнатёнкой
Пришлось всё же объяснить.
Это было то посольство,
Возглавлял его Антон.
Для Андрея самовольство,
Но Москве он не закон.
Но посольство опоздало.
Псков весь в траур был одет.
Князя Довмонта не стало …
Город плакал, им воспет.
Всё случилось много раньше.
На Псков сделан был налёт.
Немцы мысли о реванше
Не снимали, был свой счёт.
Ночью на реке Великой
Появился их отряд.
В обстановке мирной, тихой
У посада встали в ряд.
Кром для них был непреступный,
Вот и выбрали посад.
Частокол вполне доступный
Ограждал от разных стад.
Дали старт убийцы-кнехты,
Он для рыцаря был раб,
Через тын прошли, как шкеты,
Вахта спит, контроль ослаб.
Не спеша ватагой тихой
По посаду разошлись.
Чтоб не кончилось шумихой,
Лишь ножи в дела взялись.
Заходили в дом неслышно
И всех спящих там на нож.
Только всхлипы было слышно,
Всё на фоне адских рож.
И так шли от дома к дому,
Никого было, не жаль.
Убивать же по-иному
Не могло отребье, шваль.
И вдруг псы на стенах Крома
Взвыли, чуя не своих.
Ситуация знакома,
Псков знаток и знает их.
Караул на Смердьей башне
Тоже что-то услыхал.
У стены, как вол на пашне,
Кто-то сдержанно дышал.
Факел бросил вниз сигнальный,
В брызгах искр метнулась тень.
- «Немцы!!!» - случай экстремальный,
Закричал как будто день.
Топот многих ног донёсся.
- «На посаде много их!!» -
Со всех стен сигнал разнёсся:
- «Выручать надо своих!»
Звук трубы на Смердьей башне
Окончательно поднял.
И звучал не по-домашне,
А тревожно, час влиял.
Караул, снимая луки,
Все к бойницам разошлись.
Из ночи неслись лишь звуки,
С темнотой всё там слились.
И вдруг, словно гром небесный
Грянул Троицкий Собор.
Будто ждал враг полновесный,
Запылал посадский двор.
Ошалевшие, средь ночи
Выбегали, кто, в чём мог.
Били их ещё жесточе,
Деток, женщин, как залог …
Отползали в подворотни,
Но и там кнехт настигал.
Голоса, их были сотни,
Умоляли, кто слыхал.
Собирались и в ватаги
Чтоб пробиться так за Кром.
Бились насмерть бедолаги,
Сквозь злодейство напролом.
Ох, как было нестерпимо
Так вот ратникам стоять.
Люди гибли явно, зримо …
А как можно повлиять?
И вот тут на Смердью башню
Вскоре вышел сам Довмонт.
Вид не княжеский, домашний,
Посмотрел вниз, как на фронт.
На скамью сел аккуратно,
Запахнул плотнее плащ.
Ушли годы безвозвратно,
Но ещё был не пропащ.
В свете факелов зияли
Тени сильные морщин.
Белизной же, как сияли
Пряди локонов, седин
И не верилось, что старец
Был для Пскова щит и меч.
Перед ним роптал баварец,
Но решил вдруг пренебречь.
Предводитель ополчения
К князю тут же подошёл:
- «Князь, прошу я дозволения,
На атаку, чтоб ушёл.
Люди гибнут! Христа ради
Дайте выручить нам их.
Ну, не можем мы быть сзади,
Бросить так в беде своих».
Но Довмонт молчал упорно
Лишь глаза рукой прикрыв.
Только он знал всё дословно
Про осаду и прорыв:
- «Отворять нельзя ворота,
Если враг стоит у стен.
Город - главная забота,
Не посад, тут без замен.
Нет прощения воеводе,
Сердобольному притом,
Кто печётся о народе
Город губит весь потом».
Молча Довмонт рыл решение
Про себя: «Мне важен Псков.
Разве будет осуждение,
Что посадских сдал без слов?
Не позор ли без защиты
Беззащитных оставлять?
Столько лет с людьми прожиты,
Грех на старость лет принять?»
А посад в дыму не видно,
Только слышен лязг и стон.
Люди гибнут, им обидно …
Рядом князь, но где же он.
Вдруг Довмонт рывком поднялся,
Слуг невольно оттолкнув,
Ратник даже растерялся
Копьё ближе подтянув.
- «Быстро конную дружину
За ворота! Начинать!!!» -
Крикнул так, как исполину
Подобает поднимать.
И в открытые ворота,
Как лавина, прямо в ночь.
Началась-таки охота
За тем, кто дикарь точь-в-точь.
Довмонт сел весь в напряжении,
Замер, обернувшись в слух.
Слышал явно, всё в движении …
Темень, дым к удобству глух
Бой ночной – кошмар вселенский,
А особо где посад.
Кнехты в касках, подвизг женский,
Всё мелькает невпопад.
Свой, чужой перед тобою
Очень трудно разобрать.
На ходу, с бедой чужою
Приходилось выбирать.
Только белые исподни
Помогали различать.
С плачем крестники Господни
Громче начали кричать.
И посадские, их семьи
К Крому стали выходить.
А дружина всех кто в шлеме
Лихо начала рубить.
Зная, что это за люди,
Никого не брали в плен.
Пусть в аду горят и буде,
Как детёныши гиен.
И сминая все заслоны,
Выпускали беглецов.
Слыша крики обороны,
Шли, спасая молодцов.
Так шум боя удалялся,
Наконец совсем затих.
Значит, там посад кончался
И бойцы прикрыли их.
Вот тогда Довмонт решился:
- «Пора наших отводить,
Пока враг не всполошился
И не вздумал окружить».
Трубачам подал команду:
- «Веселей труби отбой!
Теперь сдержат эту банду,
Остальных быстрей домой».
И вот все ворота Крома
Настежь приказал открыть.
И толпа судьбой влекома
Потянулась страхи скрыть.
Спотыкаясь, темень всё же,
С ребятишками в руках
Толпы женщин как, похоже,
Всё спасали не за страх.
Мужики, кто жив остался,
Несли раненых и скарб.
Вот такой объём достался,
Не роптали, хоть был слаб.
А осталось их немного
И Довмонт всё ж понимал,
Могут больше быть намного,
Если кто-то вдруг проспал.
Отстоять ворота трудно,
Если кнехт прёт по пятам.
Сажень несколько и нужно,
Чтоб не дать войти врагам.
Князь понял, нужно мгновение,
Чтобы строй бегущих встал.
Вот тогда дал пояснение,
Чтобы лучник не дремал.
А шум боя проближался
Надвигаясь, нарастал.
Строй дружины показался
Из пожарищ отступал.
Кнехты всё же напирали,
Копья сдерживали их.
Били, с криком убивали
Только в касках, как шальных.
И Довмонт, взмахнув рукою,
Крикнул трубачам: «Пора!»
Резкий звук словно иглою
Тьму прошил точно искра.
Тут же кони по команде
Развернулись и назад.
А со стен по этой банде
Сотни стрел не наугад.
И дружина моментально
Оказалась у ворот.
Доскакали все буквально,
Враг отстал наоборот.
И когда ворота были
Все закрыты на засов,
Страсти малость поостыли,
Лишь на стенах строй стрелков
Тех, кто к стенам подходили,
Убивали наповал.
Так на том и завершили,
Отошли в ночь, как в провал.
Трижды князь перекрестился,
Смогли город удержать.
И посадский возвратился,
Помогли навал сдержать.
Псковитяне будут долго
Помнить эту ночь - кошмар.
И посад, где всё вдруг смолкло,
И, конечно же, пожар.
Языки - протуберанцы
Пожирали всё, что есть.
А их отблески в багрянце
На крестах церквей не счесть.
А на площади Соборной
Толчея, весь город там.
Клети с утварью отборной
Были вскрыты по рядам.
В них мечи, щиты и пики …
Каждый брал, чем он владел.
Раздавал всё сотник, лики
Псковичей он знал, узрел.
Создавалось ополчение.
Знали - бой неотвратим.
И Довмонт принял решение,
Город так не отдадим.
То, что схватка неизбежна
И, что немцы не уйдут,
Понимал, как даль безбрежна,
И, что мимо не пройдут.
И ещё, … все в Пскове знали,
Помощь неоткуда ждать.
Немцев гнать, как раньше гнали,
Лишь самим и не гадать
Утро встретили тревожно,
Ожидали, будет штурм.
Враг готовился, возможно,
Но молчал, готовя бум.
Только к часу пополудни
Наконец пожар затих.
И огонь, ни как намедни,
Кое-где почти утих.
И открылась панорама
Всех подвергшая вдруг шок.
Нет домов, лишь кучи хлама,
Гари запахов поток.
Цепи кнехтов за холмами,
А за ними стяги тех,
Кто вцепился в Русь зубами,
Хоть и биты без огрех.
Это были крестоносцы.
Пики рыцарей, шатры …
Для Руси не незнакомцы,
А для Пскова род орды
Ожидая отклик Пскова,
Тыном обнесли весь стан.
Взять в осаду город снова,
Был такой магистра план.
Но Довмонт решил иначе:
- «Будем немца в поле бить.
Там разброд пока, тем паче» -
Воеводе: «В бой трубить!»
Сила Пскова в ополчении,
Стойкости не занимать.
Любовь к городу в значении,
Крестоносцев только рвать.
И в раскрытые ворота
С громким криком: «Псков! Псков! Псков!»
Вроде это их работа,
Ринулись на стан врагов.
Это были горожане;
Кузнец, бондарь и пастух,
Инок с кельи, прихожане …
Кто к страданиям не был глух.
Одолев с водой канавы,
Руша жерди, частокол,
С криком: «Псков!!!» - не ради славы,
Шли лавиной, вид был зол.
Не раздумывая долго,
Князь решил ударить в штаб.
Обезглавить их надолго,
Ну, а там … другой масштаб.
И уже между шатрами
Злая сеча началась.
Рвали, чуть ли не зубами,
Так бурлила всюду страсть.
Окольчуженные кони
Были словно не у дел.
В тесноте, как сокол в кроне,
Были явно цель для стрел.
Ну, а рыцари громоздко,
Латы стали им мешать,
Лишь отмахивались жёстко,
Меч не мог никак достать.
Ополченцы же проворно
Наседали тут и там.
Били рыцарей упорно,
Расставляя по местам.
И они сбивались в кучки
Пики выставив вперёд.
Доставать в такой толкучке
Было сложно, бой не мёд.
А от устья речки Псковы
Шла к шатрам другая рать.
На ладьях бойцы бедовы.
Шли добить - не умирать.
Пристав к берегу, мгновенно,
Кто с секирой, кто с мечом,
Вышли в тыл и откровенно
Стали немцам палачом.
Били рыцарей нещадно
И почти что без потерь.
Повод был на беспощадно …
Гарь посада, чем не зверь?
Поле битвы походило
На Чудской весенний шторм.
Войску рыцарей грозило
Утонуть, уйти на корм.
Трубы у шатра магистра
Звали помощь. От кого?
Войско в клочья очень быстро,
Лишь ошмётки от него.
Появилась гордость Пскова,
Войско князя на конях.
Сам Довмонт их вывел снова,
Шли красиво, на рысях.
Основная их задача
Уничтожить кнехтов всех.
В плен не брать, и не судача,
Отомстить, это не грех.
Жёстко били их мечами,
Убегавшим силу стрел.
Доставали за дворами
От пожарищ, кто успел.
Речка малая Усоха
Не спасла, настигли там.
А спаслась, то только кроха,
Прячась в топях, по кустам.
Войско пешее магистра
Пало, в сечу не вступив.
Жгли посад, так это искра,
Он хотел сжечь Псков, как миф.
Так что тайная задумка
Кнехтов конницей связать.
Ополченью же, как умка,
Крестоносцев наказать.
Как Довмонт надумал тайно,
Претворилось без запар.
Что случилось, не случайно!
Гений князя - Божий дар.
И подъехав прямо к стану,
Понял сразу - им конец.
Стан сродни стал балагану,
А ведь Ордена венец.
Магистр с рыцарством пленённый,
Здесь стоял, понуря взор.
Был он Псковом побеждённый,
Это крах, да и позор.
А кругом ликует войско,
Кто победу одержал.
На Руси такое свойство,
Плакать волюшку давал.
Обнажённый меч Довмонта
Показал побед размах.
Слава дальше горизонта
Шла за ним и шла в веках.
Псков же праздновал победу,
Веселились все, кто мог.
Весна словно мёд к обеду
Добавляла, свой разжёг.
Лебединой песней стала
Та победа, Псков не знал.
Но душа его устала,
Довмонт тихо угасал.
В мае месяце скончался,
Словно нить оборвалась.
Сиротой весь Псков остался,
Жизнь другая началась.
Нарекли всё ж христиане
Князя Довмонта святым.
Стал в иконах, в талисмане
Многим жителям родным.
Но для князя Даниила
Эта смерть не просто боль.
Грусть сиротства заявила,
Ощутил, как в ране соль.
Понимал, хоть и подспудно,
Не войска из Пскова ждал.
Он и сам мог, пусть и трудно,
Чтоб душе поддержку дал.
Одобрение Довмонта
Утвердило бы и цель.
Гнать ордынцев не для понта,
Русь крепить, начать отсель.
Не хватало Даниилу
Быть уверенным, что прав.
А Довмонту, как светилу,
Доверял, себе сказав.
Что реальность подчинения
Малых вотчин не захват.
Это сущность усиления
Всей Московии без трат.
И во имя единения
Люди всё-таки поймут.
Сила князя от умения
Дать понять что обретут.
Понимали ж это раньше.
Даже Всеволод - прадед.
Видел Русь на много дальше
Аж за Киев шёл тот след.
Ярослав, дед знаменитый
Жаждал Русь объединить.
Батый был бы Русью битый,
Если б смог осуществить.
А родной отец, князь Невский
Удержал, пусть порознь, Русь.
Мир с Ордой был довод веский
Сказать Западу: «Не гнусь!»
А сегодня Русь вразброде
И Великий князь ей враг.
Мыслит он не о народе,
Он чужак, хотя и брат.
Сам Владимир, как столица,
Обесценился притом.
Для Руси он только спица
В колесе Руси святом.
И московские бояре
Понимали жизнь не так.
Как о княжестве их даре,
Где всё их давно итак.
Все угодья, реки, пашни,
Бортный лес и рыбы лов,
Смерды-страдники домашни
Это их и без торгов.
Даже очень близкий к князю
Сам Протасий Воронец
Соглашался с этой связью …
Мол, не так, тогда конец.
И решение князя вскоре
Всё с Москвой-рекой прибрать:
Пашни, волости, подворье …
Одобрял, ордынцев гнать.
От Оки-реки на север
У Рязани всё забрать.
Где растёт не только клевер,
Есть где сеять и пахать.
Одобряя в одночасье,
Воронец и торопил.
У боярства есть согласье,
Как суть времени твердил.
Лишь княгиня возражала.
Чутьё женское, как знак.
Агриппина жить желала
И детей учила так.
Александр, Иван и Юрий,
Афанасий и Борис
Уже взрослые, Сценарий
Даниилов не повис.
И когда мать говорила,
Что везде как-то живут.
И в Москве найдётся сила,
Если надо, то прижмут.
Сыновья ей отвечали,
Что отец бесспорно прав.
Они также отмечали,
Что в Москве особый нрав.
Даниил порой сердился
На жену, её подход.
Сыновьями же гордился,
Есть, кому продолжить род.
Иногда приходят мысли:
- «А права княгиня вдруг?
И война вдруг вспыхнет если,
Что тогда? Хаос вокруг?
Канет умиротворение,
Тишина, покой уйдут.
Как воспримет население?
Князя нового найдут?
Можно жить даже неспешно,
Но тогда это зачем?
В монастырь уйди поспешно
И не мучить всех ничем.
Не-е-ет!» - и князь вздохнул невольно:
- «Это всё не мой удел.
Ах, отец!» - непроизвольно:
- «Будь со мной! Ты ж так хотел».
Даниил, таки, решился.
Даже Пётр не ожидал,
Как вопрос вдруг разрешился,
Боговолков долго ждал.
С мимолётного общения
Дело это началось.
К воеводе с обращения
Прямо в лоб, не на авось.
- «Фалалей» - сказал негромко:
- «Нужен верный человек.
Побывать в Коломне ловко,
Неприметно, словно грек.
Пусть узнает незаметно,
Как их князь там Константин.
Служит ли авторитетно,
Много ли Орды общин».
- «Есть такой!» - ответил тут же:
- «Ждан, Звенигородский он.
Славный воин, храбрый дюже,
Сотник мой, везде заслон.
Есть на Северке застава,
Он сейчас на ней стоит.
Приток речка эта справа
И в Москва-реку бежит.
Пусть Макар, тиун твой верный
Едет, там и объяснит.
Ждан храбрец, но и примерный,
Всё, что надо, сотворит»
- «Хорошо! Пошлю немедля.
Ждан? Который седовлас?
Помню, помню …» - чуть помедля:
- «Он Звенигород и спас.
Хорошо, что Ждан на службе,
Таких надобно беречь.
Верю я мужицкой дружбе,
Может драться и стеречь».
Через час Макар с охраной
По Москве-реке и вниз.
С тайной миссией незваной
На ладье и как сюрприз.
Речка Северка спокойно,
На лугах замедлив бег,
Для Москвы-реки достойно
Дополняла список рек.
И, как нужные притоки,
Наполняли её жизнь.
Как живительные соки,
Приносили оптимизм.
Юг Московии таёжный
Здесь у Северки угас.
Отступил, как ненадёжный,
Волю, дав лугам подчас.
И просторное ополье,
Как тавро в лесной массив.
Тем не менее, раздолье
Говорило - край красив.
На мысу почти у устья
За века намыло холм.
Холм большой для захолустья,
Был обжит давно притом.
Ранним было Городище
Всех языческих племён.
И у вятичей дружище
Идол первым освящён.
Земли вятичей освоил
Лишь Владимир Мономах.
Он же ратникам позволил
Городище выжечь в прах.
Вскоре вместо Городища
Там возник боярский двор.
Терем, просто красотища
И построек весь набор.
Поселились здесь же смерды,
Проросла на пашнях рожь.
А затем явились орды …
По Руси промчалась дрожь.
Так сгорели все постройки,
Терем полностью разбит.
Порубили всех, кто бойки
И боярин был убит.
Ветер вымел пепелище,
Занесло потом песком.
Как растаяло жилище
Без следа в тиши притом.
Сорок лет прошло и всё же
Жизнь вернулась, край ожил.
Место стало вдруг дороже
Тем, кто это заслужил.
Объезжая юг московский,
Фалалей отметил холм.
Воевода был бойцовский
И решал всегда с умом.
- «Устье Северки прекрасно,
Чтоб иметь здесь свой форпост» -
Он подумал и негласно
Князю изложил вопрос.
Говоря, что холм высокий,
До Оки рукой подать.
И разлив реки широкий,
Да и место - благодать.
И уже через неделю
Стройка эта началась.
Топоров звон будто трелью
По округе разнеслась.
Для начала холм по кругу
Мощным тыном был закрыт.
И совсем не с перепугу,
Пост как люди должен скрыт.
Уж затем срубили башню,
В ней площадку и настил.
Обстановку, как домашню,
Каждый сделать норовил.
На холме за тыном позже
Срублен был богатый дом.
Для смотрителей, похоже,
Всё имелось в доме том.
Появилась и конюшня,
И без кузни здесь никак.
Баня, радость всем давнишня,
Русский дух всё ж как-никак.
На Москве-реке из тёса
Сколотили и причал.
Избу мытника балбеса,
Чтоб прибывших отмечал.
Ожила тогда застава,
Когда в дом вселился Ждан.
За ним княжество-держава
И наказ защитный дан.
Каждый, кто тут поселился
Своё место чётко знал.
Кузнец в кузнице трудился,
Смерд на пашне «отдыхал».
Кто в Москве был позаметней
Не стремились там служить.
Жизнь в Москве для них заветней,
Чем в глуши с природой жить.
По Москве-реке чуть ниже,
Вёрст за пять - рязанский пост.
Никого, не видя ближе,
Были рады за прирост.
Даже в гости приезжали,
Но по праздникам, … ни так.
В свой дом тоже зазывали,
Христиане как-никак.
Князю же их Константину
Было даже наплевать
На заставу, их рутину …
Стал восток одолевать.
Кого брал, за горло взяли.
Как татарин обнаглел …
Земли лучшие прибрали,
Пронск почти что их удел.
Князь рязанский мыслил здраво,
До заставы триста вёрст.
От Москвы к заставе прямо
Час галопом без упорств.
Потому и задираться
Он, как видимо, не стал.
А с Ордой здесь разобраться,
Как он понял, час настал.
Жизнь на Северской заставе
Безмятежно шла, как сон.
Скучно только, хоть в ораве,
Настоящих дел лишь звон.
Только мытник весь в работе,
Постоянно хлопотал.
На реке, как на охоте,
Мыт с проезжих собирал.
Кто в Москву, платили гривны.
Брал с них только серебром.
И купцы, хоть и противны,
Сбор не ставили ребром.
Савва был давно на службе.
Хоть и слыл здесь чудаком,
С ним дела водили в дружбе,
Кто и с князем был знаком.
Оживление в жизнь заставы
Внёс вдруг княжеский тиун.
Соблюдая все уставы,
Ждану он вручил каплун.
Зная, что с едой неважно,
Князь послал деликатес.
Что всегда немаловажно,
Когда есть и интерес.
Ждан принял вполне радушно,
Он Макара мало знал.
Говорил с ним простодушно,
Даже где-то отдыхал.
На другой день отдохнувший
Ждана он к себе позвал.
Обсудили год минувший,
Макар слушал и молчал.
Ждан доходчиво, подробно
Обстановку доложил.
- «И сказать-то неудобно …» -
Молвил: «Век бы тут не жил.
Я же сотник и безделье
Чирей там, на чём сидят.
Для кого-то и веселье,
Только мне не говорят.
Воевода обещал мне,
Что активной будет жизнь.
А забота лишь о корме.
В этом весь мой героизм?»
И Макар расцвёл в улыбке:
- «Я таким и представлял!
И тебя не по ошибке
Князь сюда вот отправлял.
Как тебе ваш мытник Савва?»
- «Как? Немного баламут.
Но улыбочка лукава,
Если мытник, то не шут».
- «Дал оценку очень верно,
Пригласи его в свой дом.
Не подумай что-то скверно,
Объясню, поймёшь потом».
- «Хорошо» - и на крылечко.
Кликнул ратника: «Степан!
Саввы знаешь, где местечко?
Путь ко мне придёт болван».
Через час «болван» явился
И к Макару: «Значит здесь?»
На что Ждан так удивился,
Покраснел буквально весь.
- «Вы, как вижу я, знакомы?» -
Ждан почти пролепетал.
- «Он тиун, как я! Ведомы
Лично князем, так считал» -
Говорил Макар смиренно,
Чтобы страх не нагонять.
И детально неизменно,
Чтобы все могли понять.
- «Князь поставил мне задачу
Вам подробно объяснить,
Быть в Коломне наудачу
И возможно там пожить» -
Тут Макар остановился …
И затем продолжил вновь:
- «Кто с Москвой-рекою слился,
Тот Москве родная кровь.
Так что земли и Коломна
Должны в княжество войти.
Для Рязани, как ворона …
Ей с Москвою по пути.
Вот поэтому вам нужно
В город явственно попасть.
Понимаю, это сложно,
Там же есть охрана, власть …
Предлагайте, если есть что,
Время мало рассуждать.
И конкретнее, не нечто …
Князь, скажу, не будет ждать».
Ждан сидел и хмурил брови,
До конца не мог понять.
Он в разведку? В бой без крови?
Не случалось выполнять.
- «У меня есть предложение» -
Савва начал, как стратег:
- «Осложним здесь положение,
Инсценируем побег.
И не просто убежали
Умыкнули весь наш мыт.
Серебра сундук! Едва ли
Сам грабёж будет забыт».
- «Вы все гривны унесёте?» -
И Макар потёр свой лоб:
- «Ну, ребята вы даёте …
То ж казна! Дорога в гроб!!!»
Ждану стало интересно,
Залихватский поворот.
Тут трусливому не место,
Риск, отвага в оборот.
И тогда он предложение
Саввы тут же поддержал:
- «Это ж наше разложение!
Сей момент наместник ждал.
Даст приют, и нет сомнения,
Савва просто молодец.
А казну вернём без трения,
Рано нас ложить в ларец»
- «И когда начать хотите?»
- «А вот ночью и уйдём.
По серьёзному гремите,
Мол, на плаху, как найдём».
Поутру на пирсе крики:
- «Мытник сволочь убежал!
Дверь открыта, там лишь вскрики …
Денег нет! Себе зажал!»
Выскочил Макар из дома
С криком: «Ждан! Всех задержать!»
И толпа всем тем влекома,
Ждана начали искать.
Ночь была, как по заказу
Тихой, только лунный серп
Осветил дорожку сразу
И висел, как неба герб.
Савва грёб, грёб интенсивно,
Чтоб пройти рязанский пост.
Это было объективно.
Хоть темно, вопрос не прост.
Скрип уключин выдавали,
Потому и нажимал.
Если б даже и поймали,
Выход был, причём не мал.
А когда всё миновали,
Дали волю отдохнуть.
Просто так на дне лежали,
Но задача не уснуть.
И Москва-река, как нянька,
Их несла всё дальше вниз.
Савва Ждану вдруг: «Вон глянь-ка!
Жгут костры! Кому сюрприз?»
Ждан ответил: «Там татары,
Но они не видят нас.
Гнать их надо и без свары.
Чую будет этот час».
Над прибрежным лесом вскоре
Алый проблеск дал рассвет.
Ухнул филин на угоре,
Оживал весь белый свет.
Рыба крупная взыграла,
У ладьи раздался всплеск.
Савва вздрогнул аж сначала,
А потом: «Рыбалка блеск!»
Вёслами грести не стали,
Их течение несло.
Для того, чтоб не устали,
Даже спрятали весло.
Через день в багровом свете,
Уже близился закат,
Показался, как в завете,
Город русский аккурат.
Мыс высокий выделялся
На котором он стоял.
И Москвы-реки касался,
На Коломенку влиял.
Двадцать лет здесь не был Савва,
А развитья не нашёл.
Тын вокруг и дверь дырява,
Да церквушки - век прошёл.
Та же пристань, как и раньше
Из осклизлых брёвен вряд.
Вал у тына, ну а дальше
Изб различных целый ряд.
Даже сторожа избёнка
Та же самая, как есть.
Только не было телёнка,
А ведь был, успели съесть.
Между струг не без усилий
Всё ж сумели подогнать.
Их ладья, как от бессилий,
Встала рядом отдыхать.
Тут же чёботами шарча,
Сторож тихо подошёл
И глаза свои не пряча
Вдруг сказал: «Я вас нашёл.
Вам не стоит волноваться
Буду честно сторожить.
Можно сразу рассчитаться,
Если будете здесь жить».
Посмотрел Ждан недовольно …
- «Неразумно оставлять» -
Вдруг подумал и невольно
Сам спросил: «Жильё, где взять?»
- «Изб в Коломне очень много» -
Как-то нехотя сказал:
- «Больше чем людей намного,
Голод многих повязал».
Савва лишь вздохнул: «Ну что же,
Значит, в городе найдём.
Хоть и хлопотней, но всё же
Не в ладье же спать вдвоём».
Вещи вынесли сначала,
Ждан решил поднять сундук,
Но силёнка подкачала,
Хоть был дюж и не барчук.
- «Что стоишь? Помог бы что ли» -
Савва сторожу в упор.
- «Я не нанят бить мозоли,
Срядить, будет разговор».
Ждан достал обрубок гривны.
- «Серебро за труд возьмешь?»
- «Не пойму, вы так наивны?
Всё получишь, коль не врёшь».
Он помог им разгрузиться
И предложил сестрин дом
- «Она вдовая и злится,
Если я забыл о том.
Ну, так как со мной согласны?»
- «А нам есть что выбирать?
Предложения не напрасны
И нет смысла возражать».
Сторож тут же отлучился
И двоих парней привёл.
- «Вам покажут» - обратился:
- «И помогут, груз тяжёл».
Попрощавшись, в город вышли.
Предвечерний полумрак
Говорил, они тут пришлы,
Не Москва здесь, это так.
Улица была обычной,
Ширина для двух телег.
Слякоть стала и логичной,
Тут настил, лишь зимний снег.
Все ворота в двор закрыты,
А народ весь по домам.
Тишина, все звуки скрыты,
На погосте так ушам.
Возле хиленькой калитки
Парни встали, сняв и груз.
Гавкнул пёс без всякой скидки,
А в ответ сосед, как туз.
Солидарность или просто …
Взвыли псы во всех дворах
И причём настолько исто,
Будто всех обуял страх.
На гвалт псов хозяйка вышла.
- «Вот Иван к тебе послал» -
Парень ей: «Он вроде дышла,
Сам послал и плату дал».
- «Пусть ночуют, места много» -
И обоих в дом впустив,
Как бы вскользь, не очень строго:
- «Я сдаю не для нажив.
Так что с платой не спешите.
Вы ж прибыли торговать?
И торгуйте, и живите …
Будет время долг отдать».
Этим Савва, Ждан удачно
Воплотили первый шаг.
Так что всё не так уж мрачно,
Впереди крутой овраг.
Утром вышли спозаранку,
Чтобы город посмотреть.
Савва знал его изнанку,
Но успел он потускнеть.
Шли вразвалочку неспешно
Вроде времечко убить.
На торгу всегда потешно …
Себя в этом убедить
И вступали в разговоры,
Кто на лавочках сидел.
Пустяки, порою споры …
Материальный смысл имел.
Свежим взглядом подмечали,
Что в Москве неплохо б знать.
Люди их не замечали,
В основном всем наплевать.
Что Коломна город бедный,
Убедились в первый день.
На валу тын просто ветхий,
Крепкий, как трухлявый пень.
Что зовётся мостовыми,
Это брёвна, просто гниль
Бревнами, как таковыми,
Были раньше, ныне пыль.
Ни одной избы нет новой,
В четверти хозяев нет.
Кузню видели готовой,
Но забытой много лет.
И гончарные артели
Превратились нынче в хлам.
Кровли нет. опоры сели …
Грустно видеть сей бедлам.
Вот чего в Коломне много,
Сытых, чопорный хором.
Охранялись дюже строго,
Откровенно, не тайком.
Летом чаще пустовали,
Вотченник зимой тут жил.
По весне все уезжали
Кто куда, чем дорожил.
Никуда не отлучался
Лишь один владелец их.
Недурным чертог считался,
Отличался от других.
А владелец всем известный
Фёдор Чернаго - богач.
Как наместник князя здешний,
Был хозяин, был и рвач.
А Макар ещё в день встречи
Ждану с Саввой намекал.
Взять Чернаго, нет и речи,
А вот к встрече с ним призвал.
Что как власть, калач он тёртый,
На рожон к нему не лезть.
В чём-то даже и упёртый,
В интерес стараться влезть.
Савва был хитрее Ждана,
Мог он в тонкости влезать.
Узнавал, чем власть желанна,
От наместника что ждать.
Это не было подвохом,
Гость Коломны должен знать,
Лучше бы всё сразу чохом,
Как вести себя, дышать.
Потому и подозрений
К Савве, Ждану никаких.
К власти много разных мнений,
Чаще всё-таки плохих.
О наместнике конкретно
Отзывались, … хуже нет.
Был злопамятен заметно
И жесток всегда в ответ.
Не по-доброму смеётся,
В этом как бы тайный смысл.
Даже в пакостях неймётся,
Весь давно внутри прокис.
Дед на торге лично Ждану
Так вот прямо и сказал:
- «Даст когда по шарабану,
Не скули, что наказал.
Обходи его сторонкой,
Не пытай судьбу вот так.
Засосёт она воронкой.
Фёдор злой и не простак».
А другие говорили,
Мол, хозяин так себе.
Нерадивый, дрязги были,
В части войск ни бе, ни ме.
Даже ратники Коломны
Распустились все вконец.
В караулах, как бездомны,
Спят часами, как юнец.
Ополчение забыло
Где оружие лежит.
А оно не то, что было,
Всё ремонту подлежит.
Но поруб всегда в порядке,
Это всё же для своих.
Пленных здесь держал бы вряд ли
И не ждал вообще-то их.
Но посланцы не забыли,
Что советовал Макар.
На контакт попытки были,
Бесполезные, как взвар.
Не один день Ждан шатался
У двора, где Фёдор жил.
Но наместник, как скрывался,
Точно сам чего таил.
Во дворе же жизнь кипела,
Толкотня несметных слуг,
Кузня где-то там гудела …
Значит и хозяин тут.
Всё сошло банально просто.
На торгу в базарный день
Восемь стражников непросто
Подошли, а взяли в плен.
Старший проворчал сурово:
- «Вас наместник дома ждёт.
И не рыпайтесь, хреново
Будет вам на этот счёт».
Посмотрели друг на друга,
Ждан плечами лишь пожал.
- «Что ж идём, не до испуга» -
Им сказал, как пожелал.
Фёдор ждал в большой приёмной,
Вид совсем не грозный был.
При груди своей объёмной,
Рост, как в десять лет застыл.
Как в насмешку, бородёнка,
Мог бы и не отпускать.
Реже только у козлёнка,
Кстати будущая мать.
Крест в руках из кипариса,
Золотая цепь блестит.
Самодур? … Да просто киса,
Весь приличием горит.
- «Пригласи!» - сказал охране.
Тут же в зал вошёл купец.
- «Это он!» - как знал заранее:
- «Он украл казну, подлец!»
- «Уведи!» - купца убрали:
- «Ну? Что скажешь Северьян?
От Москвы значит бежали?
К нам в Рязань, какой смутьян …
Друг ваш с Северской заставы?
Беглый тоже? Как же так.
Ждан зовут? А вы лукавы …
Кто из вас двоих вожак?
Раз вы оба казнокрады,
Могу здесь же наказать.
Кисть оттяпаю, не рады?
Может, есть чего сказать?
Чтоб решиться, надо время?
А его я вам не дам.
Вы итак мне нынче бремя,
Я ж за вами попятам».
Савва всё-таки решился:
- «Можем только тет-а-тет».
- «Кто тут лишний затаился?
Посторонних вроде нет»
- «Всё ж, наместник, это важно
И прошу всех удалить.
Дело может стать шантажно,
Ни к чему судьбу дразнить».
- «Выйти всем!» - наместник громко.
Зал мгновенно опустел.
И гремя железом громко,
Стража тоже, как велел.
- «Так! Я слушаю Савватий.
Что хотел мне рассказать?»
- «Я хочу, как для собратий,
Не сказать, а показать»
И он с этими словами
Вынул гривну, лишь кусок.
С очень рваными бортами,
А разрыв наискосок.
Фёдор взял, глаза блеснули,
С калиты свою достал.
Гривну рваную сомкнули
И разрыв у них совпал.
- «Вот вы странники откуда?
А зачем весь этот шум?»
- «Чтоб не знал, что мы оттуда,
Здесь нельзя всё наобум».
- «А казна это прикрытие?»
- «Ну, конечно! Ловят нас!
Лишь такое вот убытие
И дало решать сейчас.
А твой имидж самодура
Это тоже маска, друг?»
- «Даниил мне князь - натура …
Не спалиться чтобы вдруг.
А теперь запоминайте,
Что сейчас я передам.
Чур, без записей и знайте,
Потому что верю вам.
Константин сидит не прочно,
Имя чётко замарал.
И вина татары точно,
На Рязанщину позвал.
Так все волости Коломны,
Будь то; Скульнево, Мезин,
Кочемы луга огромны,
Канев, Гвоздны, Песочин …
Просто ждут и не дождутся,
Что Москва их приберёт
Власти их давно не жмутся,
Злость на мразь своё берёт.
Войск своих у Константина
У Коломны как бы нет.
Есть три сотни, разве сила?
Для пьяньчуг авторитет.
Есть с полсотни на заставе,
На Москве-реке стоят.
Вы ж видали их и вправе
Всех прогнать на мой вот взгляд.
В Серпухове тоже столько.
Если больше, на чуток.
За Москвой пойдут лишь только
Знак подаст на наш бросок.
Но опасность, так как сила,
Рать мурзы Асая, вот.
Конных тысячи включила,
Кипчаков невпроворот.
Будет ли мурза за князя
Константин не знает сам.
На Руси он напроказя,
Вдруг отправится к дедам?
На союз с Москвой внезапно
Асай запросто пойдёт.
Здесь никто не скажет внятно,
Даниил кого найдёт.
Путь в Переяславль Рязанский
Нынче полностью открыт.
Сам же город мало-мальски
Войском всё-таки прикрыт.
Всё, что в княжестве и было,
Константин туда собрал.
Но народу опостыло -
Князь, татары, весь кагал».
- «Вот теперь нам всё понятно» -
Ждан естественно кивнул.
- «Даниилу же приватно
Объяснят, чтоб он дерзнул».
Осень. Красок новых время.
Словно в золоте стал лес.
Клён-костёр, а лист, как пламя,
Душный зной давно исчез.
Воздух чист, роса сверкая
Слепит чисто бриллиант.
Птицы - прелесть основная,
А роса, как вариант.
Вот клин белый лебединый,
Словно чёлн средь облаков.
Крик прощальный журавлиный,
Голос неба, глас Христов.
И в такой вот атмосфере
Ровно княжества восход,
Даниил в своей манере
Вывел рать Москвы в поход.
Сотни струг похода ради
По Москве пришлось собрать.
И они по водной глади
Понесли вторую рать.
Впереди у конной рати
Был, конечно, Даниил.
По воде Иван он, кстати
Москвичам всегда был мил.
Сквозь леса, через завалы,
По неведомым межам
Шли разъезды и немалы
Все к рязанским рубежам.
Что Рязань труха в утробе,
Даниил об этом знал.
Нет единства близко вроде,
Что ни вотченник - нахал.
Константина откровенно
Посылают, … как и всех.
Только волость непременно
Может что-то без помех.
И уже давно отпали
От Рязани Муром, Пронск.
Даже княжествами стали,
Константину, как анонс.
Но особое брожение
Началось, когда вдруг князь
Мурзам сделал одолжение,
Всех устроил не таясь.
Из Нагаева улуса
От Тохты бежал весь клан.
И Великий хан, как труса,
Сам загнал в этот капкан.
В теремах самой Рязани
Заговор незримый зрел.
Даниил искал те грани,
Где б он им помочь сумел.
Вдруг на службу к Даниилу
Новый знатный поступил.
И ему, как старожилу,
Интерес к нему прошил.
Вызвал сразу на беседу.
Перво-наперво спросил:
- «Расскажи мне «мироеду»,
Где родился, где служил».
- «Я в Чернигове родился,
Мой отец боярин был.
Чернаго, мой род так чтился,
Фёдор я, таким и слыл.
Жил в Рязани очень долго,
С Константином был знаком.
Там друзей осталось много
И встречались не тайком.
Стало просто нестерпимо
В распрях жить это кошмар.
Я в Москву, а здесь терпимо,
Тут не жизнь, а Божий дар».
Даниил всем был довольный
И Чернаго отпустил.
А план зрел, почти крамольный,
Пять дней версию учил.
Наконец позвал по новой
В Кремль для встречи, он созрел.
Прибыл, в шапке был здоровой,
Ростом мал, то был пробел.
Даниил без подготовки:
- «Хочешь имя сколотить?
Я хочу без остановки
У Москвы все земли слить.
Что пока что у Рязани
По Москве-реке, как факт.
Всё в Московию, а рвани
Место там, такой вот акт».
Фёдор даже оживился:
- «Я-то как могу помочь?»
- «Хорошо, что согласился,
Послужить Москве не прочь.
Стать наместником Коломны,
Вот задача всех задач.
Там возможности огромны
Знать про то, что князь ловкач.
Думаю тебе не сложно
Эту должность там занять.
Мой придёт к тебе возможно,
Информацию всю взять.
Ну, как справишься с задачей?»
- «Послужить сочту за честь».
- «Это будет передачей» -
Дал полгривны словно весть.
Но не знал об этом Савва,
Досконально знал Макар.
А что гривна князем дана,
Тайной стала и удар.
Вотчинники, как ожили,
Стали группы собирать.
Кто оружие хранили,
Всё из схронов забирать.
И негласно собираться
В обусловленных местах.
Там по тропам пробираться
К москвичам, то был размах.
Там же грамотки писали
Даниилу присягнув.
Знать Москвы об этом знали,
Все резервы подтянув.
Вот уже рать судовая
Возле бронницких лугов.
И мурза Асай, всё зная,
Бой принять был не готов.
А когда Иван надёжно
С ратью к берегу пристал.
Угадать совсем не сложно,
Мурза в бой вступать не стал.
Попросил у князя мира,
Саблю сам поцеловал
Стать союзником кумира …
Даниила так назвал.
Тыщи нукеров вдруг встали
Здесь же под московский стяг.
Уходить назад не стали,
Для Орды - толпа бродяг.
Даниил не удивился
На подобный поворот.
Асай к силе прислонился,
А в Орде он обормот.
Так бескровная победа
Здесь на бронницких лугах
Убедила, что без следа
Силы ратной, делу швах.
Все рязанские заставы
Приказали долго жить.
Те, кто были ещё здравы,
Порешили всё сложить.
Дальше шли ладьи к Коломне.
И не трогая купцов,
Шли уверенно в колонне,
Без рассыльных и гонцов.
Люди в страхе врассыпную,
Кто в овраги, кто-то в лес.
В деревнях все зачастую
Лай собак в противовес.
Мощь московская внушала,
Всё на ратниках блестит.
Но она не помещала
Сохранить и власть элит.
А в Коломне нападения,
Как на грех, никто не ждал.
Это не от невезения.
Кто такое ожидал?
И набат проснулся поздно,
Москвичи уже все тут.
Лишь ворота, и то ладно,
Все закрыли, мол, спасут.
Под воротной башней встали
Пусть не все, кто первым был.
С опасением взирали
На бойницы. Как их пыл?
Ни одной стрелы не видно,
Даже камень не упал.
За стеною очевидно
Назревал большой скандал.
Лязг оружия и крики …
Кто кого там усмирял?
И к чему поступки дики?
Савва так и не понял.
Но шум вскоре прекратился
И открылся створ ворот.
Всадник тут же появился,
В ножнах меч, как без забот.
Это был Чернаго лично.
Пики, как забор в ответ.
Савва выскочил публично:
- «Это наш! Он князя след!»
Вслед за Фёдором смиренно
Кто верхом а, кто пешком,
Вышли все одновременно,
Побросав мечи притом.
Савва в город устремился
И дружинники за ним.
Он на торг попасть стремился
По делам своим мужским.
Хоть и пятница сегодня,
Торг на площади был пуст.
Вся толпа иногородня
Разбежалась, кто был шустр.
Лишь бесхозные телеги,
Да осколки черепков,
Говорили про побеги,
Про никчемных мясников.
Савва за угол от торга
И столкнулся чуть не в нос
С мужиком не без восторга,
Он узнал: «Ах, ты барбос!»
Это был купец рязанский,
Кто его Чернаго сдал.
- «Что? Лизун попался ханский!
Я ж ответ пока не дал».
Купчик мигом вдруг пригнулся
И к нему, в руке был нож.
Он кольчуги лишь коснулся,
На удар мальчишки схож.
Полетел вперёд к тому же,
Савва в спину меч вонзил.
Через миг лежал он в луже
В луже крови, так сразил.
Прошептав себе: «О, Боже …».
Он нашёл, кого хотел.
Месть спонтанная, но всё же
Он судьбу хулить не смел.
Получилось, что Коломну
Тоже взяли без потерь.
Территорию огромну
Слили с княжеством теперь.
И уже через неделю
Подошла на конях рать.
Воздух стал подобно хмелю
Рать бодрить и освежать.
В центре площади рать встала,
От телег и след простыл.
Уважать Коломна стала
За изящность, мощь и пыл.
Ярко-светлые кольчуги,
Серебром мечи горят.
Кони статные, упруги
Развернулись в стройный ряд.
А вдоль улицы дружина
И у всех копьё и щит.
Герб Москвы у них причина
На щитах считать, как шик.
И коломенцы активно,
Стоя за спиной дружин,
Обсуждали очень мирно
Москвичей такой почин.
Хоть Коломна и в Рязани
К Москве город тяготел.
Потому без всякой брани
Выбор сделал, как хотел.
Вдруг из-под Воротной башни,
Как сверкающий поток,
Вышли ратники всегдашни,
Это княжеский цветок.
У всех кони боевые
И стройны, как на подбор.
По окрасу, так впервые
И по сотням, как на сбор.
Сотня первая гнедая,
Дальше шли на вороных.
Сотня белая лихая,
Шла, танцуя для своих.
Шлемы яркие и копья
Чуть покачивались в такт.
Всё другое только хлопья,
Авангард они, как факт.
Даниил одет скромнее,
Как дружинник, весь наряд.
Что одеть ему виднее,
Но смутил подобный взгляд.
Только гривна золотая
И нарядный красный плащ,
Отличал, его кто зная,
Помнил, князь всегда блестящ.
Но лицо у Даниила …
Не дай Бог вблизи узреть.
Как тревога подступила,
Словно грех начал довлеть.
Две глубокие морщины
Перерезали весь лоб.
Губы сжаты, очи льдины,
Как застыл, взорваться чтоб.
Замирали даже крики,
Когда мимо проезжал.
Вниз смотрели, кто на пики …
Трепет сковывал, держал.
А он ехал размышляя:
- «Рано праздновать успех.
Взять, Коломну и смиряя …
Скользкий путь, опасней всех.
Цель была недостижимой
Для князей былых веков.
Власть над Русью их вершиной
Был весь смысл. Итог, каков?
Даже брат, любимый Дмитрий,
Канул в лета, был велик».
Вздрогнул даже: «Нет безветрий.
Князь без замысла - безлик».
Всё же взятие Коломны
Для бояр всех стало знак.
Повсеместно стали склонны
Быть с Москвой, там есть вожак.
Голутвинский луг, предместье
Местом сбора стал полков.
А для вотчин перекрестье,
И не сбросишь со счетов.
Ополченцы рядом встали
С москвичами, как залог
Их единства, так мечтали
И свершилось, … Бог помог.
Даниил в том положении,
Что назад дороги нет.
Знал всегда, что в окружении
Лишь друзья, всей знать цвет.
Понимал, что Константину
Выбор сделать он не дал.
И теряя половину,
Тот Москвы атаку ждал.
Никогда не согласится
За Окой всё взять отдать.
За своё решил он биться,
А другому не бывать.
Видел Даниил прекрасно
Лишь пленение иль смерть.
Константин же не напрасно
Закрутил всю круговерть.
И война вдруг как-то вышла
За черты усобных войн.
Там мирились, пили сусло …
Каждый был себя достойн.
Здесь война бескомпромиссна,
Судьба княжества в руках.
Не сказать, что бескорыстна,
Шаг останется в веках.
И средь шумного восторга
Мысли князя о другом.
Смерть и кровь не оговорка,
Это скорый факт притом.
За Оку весь день плотами
Доставляли скакунов.
Сами ратники ладьями
Переправились без слов.
Голутвинское приволье
Опустело как-то враз.
Но Рязанское раздолье
Всё в шатрах, как напоказ.
К Ростиславлю и Зарайску
Вышли в каждый свой отряд.
Местные вели к хозяйству,
Чтоб без крови, на их взгляд.
Так что малые селения
И не мыслили отпор.
Князь рязанский настроения
Не учёл и до сих пор.
А Переяславль Рязанский
Отстоял лишь в ста верстах.
Константин, как князь заправский,
Мыслил выдержать в стенах.
Города порой, как люди,
Каждый знает свой исток.
Кто-то истинного ради
Мыслят глубже, в корешок.
А другие словно братья,
То ли взят, как образец.
Да и люди, как собратья,
Словно был один отец.
И Переяславль Рязанский
Был один вот из таких.
И гордится довод веский
На Руси есть два других.
Есть Переяславль Залесский,
Южный есть Переяславль.
Предок, словно царь зулусский,
Дал наказ: «Живи и славь!»
Повторялись даже реки.
В Днепр впадал приток Трубеж.
И в Плещеево навеки
Свой Трубеж, прозрачен, свеж.
Сам Переяславль Рязанский
Речкой Лебедь окружён.
Лебедь есть Переяславльский,
Тот, что с Киевом сочтён.
Лебедь есть приток у Клязьмы,
Где Владимир наш стоит.
А ручей Дунай в сарказме
Так назвали, жизнь велит.
Но Переяславль Рязанский
Заселял не свой народ.
Люди пришлые по-хамски
Занимали часть угод.
Принесли, как на чужбину,
Свой обычай, говорок.
Город был наполовину
Из прибывших, жили впрок.
Город начал возвышаться,
Когда старая Рязань
Стала в зольник превращаться,
Батый сжёг, не видя грань.
Потянулись к ним рязанцы,
Не забыв и пепелищ.
Сплошь сироты, оборванцы.
Без одежды и жилищ.
Так и стали звать Рязанский,
Вскоре поселился князь.
А народ, кто самозванский
Меж собой имели связь.
Чувство шаткости и жило
В душах тех, кто здесь же жил.
Память предков не хранило,
Потому не дорожил.
Сам Переяславль Рязанский
Не был город-ратобор.
Даже воин басурманский
Обошёл почти в укор.
Их с востока прикрывали
Крепости; Казаря, Пронск.
Ожск и Ольгов добавляли,
Но, как крепости, не монстр.
На валах Переяславля
Был обычный частокол.
Для пороков, и не славя,
Он защитников прокол.
Потому для обороны
Только войско, лучше рать.
Только в поле есть заслоны,
Где есть драться, умирать.
Константин понял, что силы
Удержаться, больше нет.
Вся дружина слишком хилы,
Чтоб сдержать Москвы расцвет.
Горожане откровенно
Не хотят с ним дел иметь.
Хоть и князь, порой надменно
Начинают аж свистеть.
Вся надежда на ордынца,
Тыщи нукеров, все с ним.
Настоящего зверинца
Здесь не помнят много зим.
По земле Рязанской стройно
Даниил вёл свою рать.
Население спокойно
Продолжало наблюдать.
Всем попутно объясняли,
Что народ простой не враг.
Константина они кляли
За татар, за кучу благ.
И рязанцы понимали,
Как ордынец опостыл.
Земли лучшие отняли,
Все угодья перерыл.
Лёгкость этого похода
Убаюкивала рать.
Красотища. … время года …
Позволяла помечтать.
И, как сказка, бабье лето,
Журавлиный клин, как сон.
Так и шёл бы в счастье это
Босиком один пешком.
Но режим, таки, походный
Заставляли соблюдать.
Он же княжеству угодный.
И не ратникам роптать.
Бабы квас им выносили
Из ближайших деревень.
Мужики навоз возили
На поля под рожь, ячмень.
На желтевших луговинах
Мирно так стада паслись.
Снопы сложены в овинах
Молотьбы сезон, кажись.
О войне нет и намёка
И разъезды говорят,
Что дорога без упрёка
Вся свободна, не хитрят.
И вот войско наконец-то
Вышло точненько на цель.
И не просто абы где-то,
А к реке Трубеж. Отсель
И Переяславль Рязанский
Рядом стал, рукой подать.
Он, как символ басурманский,
Что здесь можно ожидать.
Воеводы рассчитали,
Подошла речная рать.
По Оке, они считали
Штурмом их не стоит брать.
На Трубеж ладьи их вышли
До Борковских островков.
Комментарии излишни,
Даниил ждал у шатров.
Конница московской рати
По оврагам разошлась,
Чтоб не выдать себя кстати
Да и легче чтоб собрать
Даниил со свитой вместе
Поднялись главный холм.
- «На равнине, в этом месте
Рать и встретит их верхом» -
Даниил не как команду
Воеводам так сказал.
Он не видел ещё банду,
Потому предполагал.
Сам Переяславль Рязанский
С трёх сторон был окружён.
Трубеж, Лебедь по селянски
Прикрывали, риск учтён.
А вот с запала открыто,
Лишь естественный завал.
Константин знал, что тут скрыто,
Даниила там и ждал.
В этом месте на равнине
Был разбит ордынский стан.
Пусть они и на чужбине,
Клич за князя всё же дан.
А пока шатры, телеги,
Дым бесчисленных костров,
Лишь убогие побеги,
Где травы сплошной покров.
Вид такой, как пепелище,
Словно город здесь стоял.
Юрты чёрные жилище,
Точно их огонь донял.
И вдруг в стане по тревоге
Барабаны словно в раж,
Загремели в диалоге,
Кто сильней и громче аж.
А из юрт в одно мгновенье
Масса всадников и вмиг
Состоялось построенье.
Князь врасплох их не застиг.
Тут же перед москвичами
Вырос форменный забор.
Кони, луки за плечами,
Копья, пики, … весь набор.
Все обтянутые кожей,
Панцирь медный из пластин.
Круглый щит на таз похожий
И похожи, как один.
Лица, словно оскопили,
Сверху войлочный колпак.
И про клич свой не забыли,
А «хуррах» для них, как знак.
В толще всадников, чуть видно,
Как в толпе, Рязани рать.
Стяг рязанский, аж обидно,
Бунчуком закрыт, чтоб сдать.
Москвичи вдруг увидали,
Перед ними не Рязань.
Здесь Орда, а их всех знали,
Как убийц, ворьё и рвань.
Ратник понял то, что дело,
За какое меч поднял
Справедливо и всецело,
Сам Господь на них влиял.
Благодушие исчезли,
Правый гнев горит в глазах.
И ругательства, как лезли
В душу, вязли на зубах.
Развернув ряды для боя,
Москвичи пошли вперёд.
Но держала княжья воля,
Выжидал он свой черёд.
Час пришёл. На берег правый
Городской реки Трубеж.
Из ладей, ход был лукавый,
Вышла рать на свой рубеж.
Вышла в тыл, орда не знала,
Продолжая князя ждать.
Словно тоже выжидала,
Как атаку отражать.
Даниил запомнил это,
Перед сечей страшный миг.
Нагловато может где-то,
Он один орду настиг.
Без поддержки всех соседей,
Те остались выжидать.
- «Ожидают здесь трагедий?» -
Князь: «Такому е бывать!»
Позади его застыли
Все соратники - друзья.
С ним они повсюду были
И сегодня, как семья.
Хоть и возраст стал приличный,
С ним Протасий Воронец.
Нет цены за подвиг личный,
Рать московская - венец.
Рядом с ним сподвижник старый.
Боговолков Пётр - титан.
Словно витязь, сам поджарый,
Не моргнёт, как истукан.
Здесь же Савва тиун верный,
Лучший друг его Макар.
Полон сил, не лицемерный,
Показал, как эмиссар.
И Чернаго Фёдор здесь же,
Просто слился с жеребцом.
Не такой теперь, как прежде.
Воплотился молодцом.
Рядом с князем спутник твёрдый
Фалалей, надёжней нет.
Собран, взгляд в орду простёртый …
Воевода даст ответ.
Даниил верил в победу,
Всё, что можно сделал он.
Продолжать идти по следу?
Вопрос полностью решён.
Дал сигнал рожок певуче.
- «За мной!» - крикнул Даниил.
И взревела рать могуче,
Чтоб татарин заплатил.
Рёв такой по силе мощный,
Конь взбрыкнулся у татар.
И прицел из луков точный
Стал никчемным, как удар.
Масса стрел летели мимо,
Москвичи стремглав вперёд.
Место это уязвимо,
Только сеча шанс даёт.
Рать врубилась, как секира,
Расчленив орду нараз.
Сразу видно, кто задира,
Рубка шла не напоказ.
Крики, стоны, тут же ржанье,
Звон мечей и просто лязг,
Вопли труб - напоминанье,
Всё смешалось в визги дрязг.
Пыль густющими клубами
Будто дым из-под копыт.
Руки, ноги, плоть кусками
Отлетали без обид.
Русский меч с татарской саблей
Просто намертво сошлись.
Злость была всего лишь каплей,
Интересы разошлись.
Здесь нет места примирений,
Мир не нужен, только кровь.
Уничтожить! Нет сомнений.
Ратник мыслил вновь и вновь
Красным стало вскоре поле,
Как на бойне, всюду кровь
Добавляла злости, … горе
Отступило, как любовь.
Крики раненый, стенания …
Время не было помочь
Рать теснила и внимания
Не хватало, хоть не прочь.
А от берега Трубежа
Набежала с тыла рать.
Пеший строй отход обрежа,
Начал просто их кромсать.
Топоры, мечи, секиры
Основной их инструмент.
И щиты совсем не сиры,
Герб Москвы, как аргумент.
- «Пешцы вовремя поспели!» -
Крикнул князю Фалалей.
- «Ополченцы вон успели!» -
Князь в ответ: «Рязанцы бей!!!»
Вновь сраженье с новой силой
И жестокостью опять.
И орда ещё не хилой
Поползла по малой вспять
Но в дубраве оставался
До поры засадный полк.
Если б город вдруг ввязался.
Вот тогда и был бы толк.
Но ворота все закрыты.
Там никто не помышлял
Лезть к тому, кто уже биты,
Лишь слепой того не внял.
Бой сползал с холма в низину,
Где сражался Даниил.
Рать уже рубила в спину,
Кто бежал и уходил.
Началось повсюду бегство,
В поведении только страх.
А для нукеров так жлобство,
Не причём тут и Аллах.
И тогда Асай вмешался.
А Яса гласили так.
Убегавший подвергался
Только смерти и никак.
И с эпохи Чингисхана
Тот закон особо чтим.
Так Асай без балагана
Яса в дело, как экстрим.
И орда под стягом князя
Стала всех уничтожать
Земляков, с коня не слазя,
Хладнокровно убивать
Войско на глазах редело,
Никаких попыток встать.
Лишь команды то и дело,
Крики помощь оказать.
А остатки ходом к лесу,
Где их ждал засадный полк.
Шум, как водится процессу,
Заявил и вскоре смолк.
Это чистая победа!
Никаких сомнений нет.
Осознать, что нет здесь бреда,
Лишь один имел ответ.
От татар вдруг отделился
Просто крохотный отряд.
К стенам города стремился,
Чтоб укрыться на их взгляд.
Зоркий глаз мурзы Асая
Разглядел: «Там Константин!»
Савва тут же, всё бросая,
Догонять и не один.
Кто с ним был, успели всё же
До забора доскакать.
Константин, как можно строже:
- «Ворота открыть! Не спать!»
За воротами ни звука.
- «Так друзей и не собрал …» -
И нахлынула вдруг скука:
- «Сам всё княжество просрал».
Сполз с коня почти бессильно,
С позолотой скинул шлем.
У ворот сел щепетильно,
Всё же князь пока меж тем.
Вот и Савва с мужиками,
Он скакал во весь опор.
Константин дружине: «С вами
Ссор не будет, не тот спор.
И спасибо вам за службу,
Ни к чему кровь проливать.
И простите за стыдобу …
А оружие всем сдать».
На стене всё ж пожалели,
Кто-то всхлипнул: «Всё же князь …
Он же сгинет! Неужели
Не стыдились отродясь».
Но скулить, канючить поздно.
Савва первым подскакал.
И Чернаго с ним, не сложно,
Угадать, что он сказал.
А сказал: «Здорово, княже!
Видеть здесь не ожидал?
Я здоров, как видишь даже
И тебя таким вот ждал».
Константин узнал, конечно,
Взвизгнув: « Ты Искариот!
Чтоб тебе в аду быть вечно
И гореть там до хрипот».
Фёдор посмотрел брезгливо;
- «Ты Иуда Константин.
Русь отдал Орде трусливо,
Обокрал народ кретин.
Ты народу ненавистный
И ему Москва пример.
Даниил не ненасытный,
Он Орде враг и без мер.
Все рязанцы с ним согласны,
Много их в Москву пришло.
Ополчение, как посланцы,
Место здесь своё нашло.
А сейчас ты, как пленённый,
К князю на поклон пойдёшь.
Как позором заклеймённый,
От возмездий не уйдёшь».
Константин вздохнул печально:
- «Будет мне наукой впредь,
Как я верил изначально,
Будешь ты в Коломне зреть.
Я ж наместником Рязани
Мыслил впредь тебя иметь.
Ты ж, Иуда, в поле брани
Нашим ратникам нёс смерть».
- «Хоть здесь не исповедальня,
Я всегда был москвичом.
Да и ты не наковальня,
Так что ратник не причём.
Мы с Ордой в смертельной схватке
Здесь сошлись. Ты виноват!!!
И расскажешь там в палатке
Даниилу свой расклад.
Кстати вспомнил про науку …
Про грядущее сказал …
Лучше б вспомнил про разлуку
С прошлой жизнью. Я б желал.
С троном точно распрощайся,
Князем больше не бывать.
Приведём, не забывайся,
Можем плетью наказать»
Вскоре связанного князя
Привели в шатёр на холм.
В душу подлую не влазя,
- «Наказать» - сказал: «Кнутом.
И не здесь, вон отведите
В тот овраг, он всё же князь.
А потом ко мне ведите,
Расскажу в чём его грязь»
А потом позвал Макара:
- «Приготовь ладью тишком.
Константину это кара,
Отвезёшь в Москву тайком.
Так одень, чтоб не узнали,
От причала сразу в Кремль.
Чтоб там, в гридницу забрали …
Вот такая карусель».
В скором времени у князя
Был торжественный приём.
Знать в момент грядущий влазя,
Выход видела лишь в нём.
Здесь бояре, духовенство,
Много старост с деревень.
Было видно и степенство,
Всё ж не княжеская тень.
Без оружия все были,
А в кафтанах, как наряд.
И подарки не забыли,
Слуги выставили в ряд.
Борис Вепрь, боярин главный,
Крест при всех поцеловал.
- «Город наш пока бесправный» -
Прошептал: «Ты нас позвал.
А поэтому клянёмся
Быть с Москвой теперь в веках.
От беды не отвернёмся
Нам известна боль и страх».
Даниил в ответном слове
Булаву ему вручил:
- «Ты наместник мой, в основе
Ты хозяйство получил».
После слёз и поздравлений
Горожан всех отпустил.
Обещав, что ограблений
Не допустит, так решил.
И сдержал он обещание,
Ратник в город не вошёл.
Если было обнищание,
Константин довёл, дошёл.
Три дня войско простояло
На костях своих врагов.
Возвращенье предстояло,
Москва ждала мужиков.
В октябре, в самом начале
Войско двинулось назад.
Вслед приветствия кричали,
Словно плакал листопад.
Но дорога стада трудной,
Всё ж октябрь ещё и грязь.
И природа стала скудной,
Красотой иной гордясь.
Водной рати было хуже
Им течение, как барьер.
По Оке, Москве к тому же
Грести вверх, умор без мер.
Земли эти покидала
Рать спокойно без проблем.
И рязанцам успевала
Разобраться с бытием.
Ничего не поменяли
Москвичи и даже князь.
Лишь татар они уняли,
Их не стало, не дивясь.
Те же самые налоги
Тот же староста, как кум.
Власть в Рязани стал строги,
Кто к Москве всегда угрюм.
И в Коломне без инверсий,
Вновь Чернаго к ним пришёл.
Данииловский без версий,
Как москвич себя нашёл.
В основном замен не много,
Люди ждали перемен.
Да и Фёдор не так строго,
Люди встали вдруг с колен.
Лишь налоги уходили
Не в Рязань, в московский Кремль.
Для людей, какими были,
Сохранились, как модель.
Изменения всё же были
И не в том, что край возрос,
Земли Окские пришили,
В том, что князь татар разнёс.
В том, что он стал знаменитый
И к нему пошли служить.
Кто простой, кто именитый …
Все в Москве хотели жить.
С Ярославля шли, с Ростова …
Всё ж Москва прельщала всех
И она была готова
Всем дать землю, кров, успех.
И не только кто неправдой
Был обижен, оскорблён.
Шли и с хроникой прекрасной,
Кто в Московию влюблён.
И Черниговский боярин
Родион один из них.
Жил с Чернигове, как барин,
Но не видел там своих.
Полк привёл с собой он личный
Восемь сотен молодцов.
Конный полк вполне приличный,
Все из разных городов.
И детей на обучение
Из семей не рядовых.
Ратный труд, как увлечение,
Чтобы стал и смыслом их.
Да холопов не считая,
Черлядь прочая и скот …
И телеги все включая
Прибыл гость не без щедрот.
А представ перед очами,
Подал меч, эфес вперёд.
Когда битва за плечами,
Жест и смысл любой поймёт.
Даниил ценил внимание,
Был растроган и смущён.
Родиона обаяние
Дало знать, что гость умён.
Он приблизил его к свите,
На Оке именье дал.
И отнёс его к элите,
Приближённым князя стал.
А Москва вовсю гуляла,
На пирах гудел народ.
Он щедрот она сияла,
Князь отдал, что только мог.
Раздавал порой товары,
Кто нуждался в чём, за так.
Пиво, мёд лилось без свары,
Веселились все без драк.
Но бояр своих, как раньше,
В сёла выбыть запретил
Хоть страда, за нею дальше
Кто халатность не простил.
Это был мороз конечно,
Но готовность войск - закон.
И вести себя беспечно
Посчитал безумьем он.
То, что княжество сегодня
Раза в два развило мощь.
Всё Приокье весям ровня
Убедить, понять помочь.
И соседи спохватились,
Когда был вопрос закрыт.
Без злорадства удивились,
Но не все и гнев был скрыт.
Князь Андрей, пусть и пустышка,
Всех князей призвал на съезд.
Он считал, что передышка
Превратит всю Русь в уезд.
Опасаясь вероломства,
Все князья дали отказ.
Во Владимир для знакомства
Не хотел никто как раз.
И вдруг Дмитров предложили.
Из уездных городов
Самый маленький, там жили,
Кто к войне был не готов.
Даниил ждал съезд с тревогой,
Неизвестность тяготит.
В обстановке крайне строгой
Он считал, что отстоит.
И отъезда накануне
Пригласил всех на совет.
Собран был, как при тайфуне,
Доложить в чём весь секрет.
- «Предложили мне явиться
В Дмитров якобы на съезд.
Кто смог так подсуетиться?
Ясно кто и жди наезд.
Что Андрей, то очевидно,
Мы ему, как в горле кость.
Вроде выплюнуть - обидно.
Проглотить? Мешает злость.
Вот и мечется бедняга,
Что Москва сильней, чем он.
К нам идёт с весей трудяга,
У него во всём урон.
Пусть и брат его не жалко,
Невский лично наказал.
Знал отец, не та закалка.
В Городец его сослал» -
Даниил остановился,
Но никто в речь так не встрял.
Понимали, раз решился,
Значит, очень доверял.
После паузы невольной
Как бы вновь заговорил:
- «Кто стал массой недовольной?
Нет такой. Я ж победил.
Но среди князей единства
Нет давно, а зависть есть.
Жду на съезде много свинства,
С вами всё решил учесть».
Первым, как всегда Протасий:
- «Князь прошу, не вешай нос.
Не уймёт он разногласий,
Рылом грязным не дорос.
Извини, я так о брате.
Он никто, зовут никак.
Стольной град погряз в разврате,
Для Москвы он не кулак.
Ехать в Дмитров лишь с дружиной.
Намекни им про татар.
Что мурза у нас служивый,
Учинил своим кошмар».
- «Пусть у нас ты самый мудрый» -
Фалалей как бы в ответ:
- «Рать я выведу! День судный
Не пройдёт! Вот мой совет.
Я на Клязьме рядом встану,
Дмитров буду наблюдать.
И мурзу возьму, не хану,
Нам он будет помогать.
Твой Андрей к татарам добрый,
Вот Асай и объяснит,
Кто кому теперь удобный,
До Тохты не добежит».
Много выступило, князю
Каждый дело предлагал.
Даниил вдруг всем: «Не сглазю,
Так стоять и полагал».
Съезд собрался, как решили.
Князь Василий всех принял.
Хоть не в роскоши и жили,
Но всё должно предпринял.
Город Дмитров тоже древний,
Москва старше на семь лет.
Долгорукий предок давний,
Заложил, оставил след.
Берег Клязьмы вот причина,
Выход к Волге дальше был.
Но потомки их почина
И не поняли, да и пыл.
Городишко стал уездный,
Правда, храм был возведён.
Храм Успения всем полезный,
Кафедральным наделён.
Позже Кремль там свой создали,
Как-никак, а жил здесь князь.
Пусть уездный, в центр не звали,
Княжил, предками гордясь.
И вот дикое решение
Здесь на Клязьме съезд собрать.
Князь Василий своё мнение
Не решился вслух сказать.
Собрались в большом овине,
Лучше места не нашлось
Так среди снопов, мякине
Заседать всем и пришлось.
И Андрей, как князь Великий,
Первым начал говорить:
- «Что случилось, случай дикий!
Даниил стал что творить?
И Великий князь сегодня,
Как я вижу, не указ.
На соседей прёт, как блудня,
Взял Коломну. Чей приказ?
Князь Рязанский им пленённый
Был в поруб определён
И ярлык ему вручённый,
Может зря сейчас при нём?
Я считаю, что на съезде
Нужно полностью решить
Речи нет тут об отъезде,
Надо княжества лишить».
Даниил встал, вид спокойный:
- «А теперь послушай брат.
Ещё слово, ты покойный,
Жизнь в петле закончишь гад».
Князь ростовский возмутился:
Даниил ему: «Сидеть!!!
Как шестёркой уродился,
Так и будешь гнидой впредь
А теперь опять я к брату!
Слушать! Не перебивать!
Князь рязанский супостату
Как и ты продался, тать.
Не с народом я там бился,
Я орду твою разбил.
В смертной схватке там сцепился,
Уничтожил всех, кто был.
Там мурза Асай сражался,
Он здесь, может подтвердить.
Если б ты ему попался,
То до съезда б не дожить.
А Переяславль Рязанский
Мы не тронули совсем.
Так что вой свой интриганский
Поубавь, намёк мой всем»
И в овине стало тихо,
Все удельные молчат,
Михаил сказал лишь: «Лихо …
Тверь поддержит их - волчат.
Предлагаю пообщаться
Не в овине, можно в лес».
Тут Андрей: «Хочу общаться,
Не такой уж я стервец».
Совещались очень долго
Без удельных, каждый ждал.
Так три князя ненадолго
Стали центром - не провал.
Князь тверской и князь московский
Были как противовес.
Как всегда, Андрей был скользкий,
Знал, терял у этих вес.
Даниил внёс предложение:
- «Надо что-то подписать,
Чтоб в уделах унижение,
Что их снимут, просто снять».
И об этом объявили,
И о том, что съезд закрыт.
Как князья все рады были
И Ростов был не забыт.
Меж собою говорили,
Мол, Москва свой возьмёт
А Коломну раз включили,
Значит, пусть с Москвой живёт.
Но одно осталось тайной,
Даниил о ней молчал.
Ломка всех основ реальной
Скоро будет. Он начал!