Я смерти учил язык.
Я жизни жаждой измучен.
Ёрзал луны кадык,
немел я, полночью скручен.
Я век променял на слова.
Я в век свой вживался речью.
Гудела теней молва
гигантской, до неба, печью.
Бог руки ко мне тянул,
гнался, пальцем касался.
Но я почти ускользнул,
я думал, Он обознался.
Но та же полночь огонь
порой в душе зажигала,
и ангел шептал: «Не тронь!»,
и где-то звезда мигала.