Трещал камин, но с окон не сходила мгла.
И тени серые ползли из щелей.
Уютный прежде дом сейчас
Грустил скрипя и требовал отмщения.
За то что долгий светлый век минул -
И тьмы слуга здесь поселился под личиной человека.
Простого смертного,
Отшельника с сединами в висках - и потому почтенного.
Но образ этот светлый попран был.
Душа его давно в аду горела.
Омытая не кротким воздержанием от еды, но кровью жертв,
Что приняли удел свой, став пищей лишь для монстра и лжеца.
Хозяин тот из первых, кто поверил и обманулся простотой одежд.
Речами скромными, но мудрыми и честью.
А сверх того - лицом.
Что было изможденным, но красивым.
Едва ль ни с дерзкой остротою черт.
Но взгляд открытый, голос терпеливый
И вкрадчивый, как мед, дурманил всех.
На утро же хозяин не проснулся.
И дом не слышал страха или боли,
Что ходят под руку со смертью за людьми.
Напротив, - стены полнились любовью,
Восторженностью тающей души.
И много лет с тех пор тот дом не чуял скорби,
Он вопреки всему покоем полон был.
С ним гость остался.
Даром что отшельник, но знал в хозяйстве толк и в чистоте.
Дом годы многие не видывал лишений.
Не видел и людей и не старел.
Гость выходил обычно лишь под утро
На час другой,
Свой посох прихватив.
А воротившись отдыхал с минуту
И принимался за дела свои.
Начистить где иль выправить циновку,
Проверить погреб, тын переплести.
Он часто напевал, уйдя в работу.
Или, случалось, с домом говорил.
И дом, казалось, весь проникся музыкой,
Печалью светлой, кротостью, теплом.
Он наслаждался каждою минутою...
Но грянув, в стенах выстрел пролил кровь.
И люди шумные, куда-то все бегущие
И чей-то вопль, что дьявол выкрал дочь.
Сосед пропал, хоть пьющий и безумный.
В саду, кричат, - костей не соберешь.
Земля кипит, напита алой кровью.
Костер! Огня!
Сожжем и прах по ветру.
Чтоб нечисть хорошенько извести.
И обходить тот дом за километры. А заходить не сметь ни-ни.
Опустошенно. Дымно. Горько стало.
Как будто небо пало и гнетет.
Ведь быть не может, чтобы голос чудный...
Он больше не придет и не споет.
Но невозможно, чтоб повинен в смерти..
Чтоб пинтами, да не вино, а кровь..
И чтоб десятки, сотни пали жертвами...
Дом лишь хотел, чтоб не было его...
Камин трещал... Но поздно. Не согреться.
Промерз от труб до самых погребов.
И попросил огонь он разгореться,
Что было сил, чтобы забрать его.
Чтоб разрешить сомнения под золою,
Покинуть край, что пуст стал без того,
Кто может и роднился с тьмою,
Но душу вплел в пристанище свое.