***
я говорила -это до поры-
и устланные лиственно дворы
распарывал и потрошил и нежил
бродяжий ветер и текла река
парная из-под крынки молока
и наступали сумраки медвежьи
всё старилось и стыло и стоял
туман из ватных шитый одеял
и ты не говорил а только верил
в безветрие предзимнего куста
и так была ладонь твоя пуста
как тёмен звук у пересохших губ
как вынужден и непреложно скуп
недолгий выдох у подъездной двери
я слушала молчание твоё
как птицу то есть память от неё
и бедственно не доставало слов
безбожно передвижничал засов
дворовой неприкаянной калитки
мы всё ещё сбывались в сентябре
загаданные в крошечном дворе
у ромба клумбы под июльской липой
рассказанные наскоро неслитно
скучающей случайной
первой встречной скамье
когда ты вечный был и млечный
и я была и был остроконечный
непоправимый смысл у всего
и слово то есть
сожженность
его
***
а где стихи
там сахар и пшено
и белая тоска
по чёрной-чёрной
смородиновой маетной толчёной
по нервенному краю золочёной
прощённости
всего что решено
прощальности
того что не бывает
так малое сгущается в большом
приобретает крылья
и ничком
ложится на молочную основу
и белая несёт его река
и сахарна и крупка и горька
так вижу я
не то чтобы крылаты
но легкокрылы наши голоса
москва черна как лесополоса
безвидный воздух
наскоро залатан
фонарными кругами
и летит над городом
какое-то густое
но краткое обратное сквозное
подобное виденьям колдовским
забвение -на деле-
гарь и дым
от дальней поперхнувшейся котельной
и мы следим за быстротой реки
тычинки хворостинки поплавки
всему тому
как будто не бывало
ни имени ни памяти ни сна
проблескивала лунная блесна
условная тянулась в небо леска
соединяя воедино всё
протягивая бледно-бледно руки
от мира к миру матерели звуки
звенела ветка закислялся сок
неназванным -пока- воспоминаньем
и пачкала некрепкую ладонь
чернеющая ягодная плоть
река нам представлялась имяреком
и вовсе не жалела молока
мы начинались с первого глотка
утраченного первым человеком
который спал под ложечкой во мне
и леденел и боже леденел
***
я помнила тебя большим
и крепким -
ты же был некрепок
и мал -
всего в двенадцать веток
и был чужим
но я настаивала -
ты же -
такое горькое моё
и подступало
к горлу пижмы
предзимнее уже гнильё
февральская уже простуда
спала в тугом твоём стволе
и было всё навеселе
не снег покуда
теперь я помню ничего
едва ли жёлудь
разве только
под зеленью твоей ребёнка
медовый сок
у губ его
и он горяч белоголов
и в нём кишит сквозное лето
и я за сказочное это
страстных не пожалею слов
и я запомню
заучу
на слух и память
наизустно
как нервенно и тонкохрустно
на ветке
беглому лучу
на скате твоего плеча
как слог един
покамест мыслен
и будет
белым-белым
выстлано
прощанье
пижмы и
ручья
***
так ничего не хотеть
как ничего не знать
в сумерки светотень
в полдень голубизна
розовый в грозовой
в мякоти абрикоса
память о майских осах
жить так и выжить вовсе
нежность так до всего
***
всё же ты знаешь маша
некого обвинить
что ни рожна ни каши -
долгая только нить
горклое только лето
лепетных лепестков
не*голоса и это
не*обретенье слов
за неименьем рамы
кровли и дымаря
беглая мошкара мы
белая мошкара
за немотой калитки
обетованье лжи
шиферный шёпот плитки
вслух не предположи
в сухости мотыльковой
в насыпи меловой
и безголосье – слово
и безземелье – слой
маша не нужно ситца
сита и хрусталя
так и переболится
тем и полна земля
***
а что тебе преподнести
из разворованной горсти
сухой терновой опалённой
когда безвидна и стыдна
земля и бедственно съестна
морская суть и нет ей сна
в глазу зелёном
чем стать тебе и кем прослыть
покуда несказанно слит
с густым углём столовый угол
и занавеска так бела
что из оконного горла
свет комнаты лакает мгла
и сук предзимен догола
и сух до стука
не сотворить не своровать
ни стол твой ни твою кровать
и подоконник узелково
крылом не вымерить но впредь
землиться и деревенеть
и всем насущным зеленеть
со дна морского
***
мне всё ещё мерещится вдоль озера
дух сосенный и сосланный сюда
игрушечного твоего бульдозера
разъятый ковш и твоего стыда
незнающая набело вода
и мнится мне у самого утёса
под небывалый вовсе камнепад
встаёт мой первый розововолосый
сладкоголосый абрикосный сад
и молоточки косточек стучат
и я не узнаю ни этот берег
ни камня почерневшую скулу
разбитый черепок как скорлупу
сквозняк как токование тетерек
и круглых нас как облако неверий
и ветрено у кромки и смола
такая что сбывается мгновенно
пока ещё тебе не солгала
вся недолга и мне обыкновенно
запомни всё за всем придёт зима
и снежный ком покатится с обрыва
но всё чего я не договорила
начнётся там где кончится сполна
и сточит корнем косогор сосна
и подземелья занозит десна
и косточка вспорхнёт
розовокрыло