Кладёшь грибок, и думаешь о смерти,
С корзиною наполненной грибами,
И далее просёлком километры
Отмериваешь грустными шагами.
С поклонами к земле – авось прибудет
Достатка на засолку алых шляпок,
И белых и зелёных – каждый трупик
Имеет плоти ароматной мякоть.
И вязнут сапоги, раскисшим полем
На, может быть, последнюю опушку –
Орудуешь ножом и стоны боли
Доносятся, и делается жутко.
Подрезываешь гриб – прошу прощенья –
Младенчика орущего в подоле
И всё сильнее душит ощущенье
Оцепененья, неудачи, что ли.
Подбадривая прошлое «а как же!»
И вороша, что было безобидно –
Пригрезится: вот мама свитер вяжет,
А где, в какой обители не видно.
Сквозь сеющийся дождик вдаль посмотришь –
Безмолвно небо: тишина такая,
Что резать, что ни попадя расхочешь
Себя в лесу, грибочком признавая.
И вспоминаешь всех, кто рядом были,
Кто шёл за поворот – не возвращался,
С кем жизни хлеб, вино любви делили,
Кто сыроежкой в травке оказался.
Трясётся жатва дня в большой корзине
Как тело в гробе на ухабах тропки –
На то стоит и водка в магазине,
В буфете дома огненные стопки.
Грибной народ очистить от листочков,
Укропом, чесноком украсить банки:
«Сентябрь, число обыденное, точка» –
Красиво вывести на погребальном бланке.
* На снимке вместо сыроежек – рыжики. Но сути дела это не меняет.